На исходе ночи

Ше-Кентаро болезненно поморщился. Слизень был прав, хотя соглашаться с такой правотой страшно не хотелось. Для того чтобы понять, насколько ужасающим было положение, достаточно понаблюдать за поведением людей на улице. Сказать, что многие ведут себя неадекватно, – все равно что не сказать ничего. Зачастую действия людей противоречат элементарному здравому смыслу. Одни намеренно делают все, чтобы поставить себя в глупое положение. Другие возводят в ранг жизненного принципа правило «Зачем делать просто, если можно сложно». Третьи, как будто нарочно, делают все наоборот – если в читальном зале висит табличка «Тихо!», кто-нибудь непременно запоет во весь голос. Последователи нетрадиционных религий, проповедующие в общественном транспорте, будущие политики, раздающие на углах календарики со своими фотографиями, непризнанные гении и несостоявшиеся творцы – это уже в-четвертых, в-пятых, в-шестых и в-седьмых. В довершение – алкоголизм и наркомания. О распространенности этих заболеваний не было никакой официальной статистки, и это уже свидетельствовало о том, что дело плохо, причем настолько, что лучше об этом не говорить. И, наконец, всеобщая озлобленность и агрессивность, нарастающая едва ли не день ото дня. Порой, когда идешь в толпе, кажется, что воздух начинает дрожать от желания прохожих выместить всю свою обиду, копившуюся не один малый цикл, на тех, кто находится рядом. Достаточно малейшего повода, чтобы высечь искру.

Взрыв.

– Я устал, – полушепотом произнес Ше-Кентаро.

– Я тоже, – согласился с ним Слизень. – Ма-ше тахонас! Я собираю информацию об этих убийствах вовсе не потому, что мне это интересно. Я боюсь, Ону, до судорог, до рези в животе боюсь пропустить тот момент, когда вся система пойдет вразнос. К Хоп-Стаху этот проклятый город, к Хоп-Стаху страну, с которой я все время борюсь за выживание! Я хочу спасти свою семью.

– Семью? – удивленно повторил Ше-Кентаро. В его сознании образ деятельного и оборотистого барыги, не имеющего имени, а только прозвище – Слизень, никак не вязался с представлениями о семье. – У тебя есть семья?

– А ты, должно быть, думаешь, что я здесь и живу, среди ящиков с товарами? – рассмеялся Слизень. – Нет, друг мой Ону, у меня есть жена и трое детей – две девочки, трех и семи больших циклов от роду, и парнишка, которому уже десять. Ты знаешь, как они представляют себе День? Сынишка как-то раз сказал мне, что День похож на большую арену Центрального стадиона, когда на ней проходит финальный матч по той-пену. Ну, то есть все поле залито светом. Из девочек старшая сказала, что День это та же самая Ночь, только белая. Младшая пока еще вообще не понимает, о чем идет речь. Я хочу, чтобы они увидели рассвет, Ону. Очень хочу. Ради этого я циклами торчу в этой точке, принимаю и продаю товар, которого на самом деле как бы и вовсе не существует.

– Я понимаю, – кивнул Ше-Кентаро.

– Нет, – качнул головой Слизень. – Ты не понимаешь. Ради того, чтобы мои дети увидели рассвет, я на все готов. Если потребуется, я буду лгать, лжесвидетельствовать, воровать, унижаться, просить милостыню, изображая идиота. А если будет надо, я стану убивать.

Ше-Кентаро задумчиво посмотрел на носок левого ботинка. Ону не любил чистить ботинки, поэтому они всегда были покрыты пятнами неизвестного происхождения. Когда Ше-Кентаро смотрел на них, он почти всегда думал о дальних странствиях, отправиться в которые ему не суждено. Но сейчас он думал о другом. Ше-Кентаро пытался сопоставить то, что услышал от Слизня, со своими собственными ощущениями от невозможной тяжести бытия. Слизень был странным человеком. Таким же странным, как и Ше-Кентаро. И мысли Слизню в голову приходили странные. Ше-Кентаро и сам порой ловил себя на том, что делает выводы, уводящие очень далеко. Вот только высказывать их вслух Ону не решался. Если бы у него был выбор, то, подобно многим обитателям моря, Ше-Кентаро предпочел бы спрятаться в раковину и не высовываться без крайней нужды. Он всегда склонялся к мнению, что самый лучший путь, приводящий пусть не очень скоро, но всегда к желаемому результату, это полное бездействие. Универсальная система энергосбережения.

– Я тебе не верю, – сказал Ше-Кентаро.

Да так, что Слизень едва не обомлел.

– То есть как? – растерянно, что было на него совершенно не похоже, спросил барыга.

– Ради благополучия своей семьи ты готов на многое. Но есть грань, которую ты не способен преступить ни при каких обстоятельствах. Я не знаю, где она пролегает. Ты, может быть, тоже не знаешь, но по крайней мере догадываться должен.

– С чего ты это взял?

Ше-Кентаро улыбнулся.

– Иначе я не обсуждал бы с тобой эту тему.

– Как интересно! – ирония явно была напускной. Слизень слегка надул губы и сделался и в самом деле похожим на скукожившуюся улитку без панциря. – Знаешь, что еще было общего во всех шести убийствах? Все они произошли с одинаковыми интервалами – один средний цикл и два малых. Не знаю, обратил ли кто-нибудь на это внимание, но мне кажется, такая периодичность не случайна.