На Гемме

– Хорошо! – я кивнул. – Ты меня убедил, слушай… Первое, что насторожило меня, это яростное желание военных уничтожать все и вся. Зонд-пост, стартовая установка, станция… Это действительно походило на спектакль. Залп по пустому клочку земли, зачем?… Сейчас-то ясно, что они стремились уничтожить все мало-мальские улики. Кстати, и Ковалев тоже был уликой, возможно, даже самой опасной и значимой. А когда мы наткнулись с тобой на мертвого Криса, я заметил и кое-что другое. Одна из сигнальных ракет отсутствовала. Но ты ведь знаешь, в каких случаях применяются подобные ракеты. В самых безвыходных ситуациях, когда по каким-либо причинам не работают иные средства связи. Опять же, сразу после выхода сигнальной ракеты на орбиту – космоцентр обязан получить целую серию аварийных сигналов. Но ни ты, ни я ничего о подобных сигналах не слышали. Стало быть, ракету использовали по иному назначению.

Далее… Едва мы оказались на станции, Командор запретил нам снимать гермошлемы. Он знал о существовании феерона и, разумеется, принимал меры предосторожности. А чуть позже меня заинтересовал Тим и его особая роль при Командоре. Здесь уже явно попахивало какой-то тайной. В подобных делах всегда необходимы верные подручные, и Командор заблаговременно обзавелся ими. Брандт представлял верхний эшелон, Тим – нижний, но и тот, и другой знали об истинных намерениях генерала. Допускаю, что Брандт сомневался на мой счет и именно по этой причине не поленился затеять со мной подобие переговоров. Зная о Ковалеве и Тиме, он вполне мог предположить, что в тайные агенты попал и один из гражданских капитанов.

– Но Командор мог ему все объяснить!

– В то время не мог. По причине своей болезни. Кроме того, подобные иллюзии – любимая игра всех диктаторов. Обманывать себя и окружающих собственным всевластием. Они думали, что я его человек. Он не спешил их разубеждать. На этом и споткнулся. Хотя Брандт так и так раскусил меня, после чего военные попытались переломить ход событий, проведя обстрел станции и корабля. Попутно уничтожили и стартовую установку. Она мозолила им глаза. Ведь там погиб Крис, свидетель диверсии Ковалева. Кроме того им не терпелось убедить нас в существовании карликов. То, что случилось со мной на станции, сыграло бы им на руку, если б я не разглядел тех ловкачей-стрелков.

– Но ты уже не помнил себя. Чего стоили бы твои слова?

– Не скажи. Кое-чего бы стоили. Не так уж много я вдохнул этого чертового феерона. Кроме того, не забывай, скафандр имеет свою автономную систему дыхания. К тому времени, когда я добрался до скал, мне было уже значительно лучше.

– Да уж… Так лучше, что ты потерял сознание.

– Черт тебе побери, док!.. Во всяком случае я мог уже различить, где бред, а где явь. А потом, эта подозрительная кража таблеток?… Очевидно, что Тим спешил уничтожить последние из улик. Было бы у них время, они обязательно добрались бы и до тех баллонов на станции.

– А может, они намеренно оставили их там? Например, ожидая твоего прихода или какой-нибудь комиссии?

– Вполне возможно. Но я боялся, что баллоны пропадут, и послал за ними штурмана. После анализа, проведенного тобой, мы бы сумели припереть их к стенке.

– Да, если бы наши милые ребятки не подняли восстания.

– Увы, этого не мог предвидеть даже я.

– Не знаю, не знаю…

– Эй, док! Разве я не был с тобой достаточно откровенен? Что ты там, черт возьми, собираешься делать?

С улыбкой ребенка, взирающего на шоколад, доктор набирал в шприц нечто бурое и отвратительное.

– Меня не устроила твоя легенда, Жак, – промурлыкал он. Руки его удобнее перехватили шприц. – Слишком уж все стройно и гладко. Хотя я и понимаю, что некоторым людям хочется выглядеть умнее, чем они есть на самом деле. Но меня на мякине не проведешь!

– Осторожнее, док! Если я погибну, за меня отомстят внуки!

– У тебя нет внуков, – хищным движением доктор приблизил шприц к моему плечу, и я ощутил короткий укол. – И скорее всего ты не погибнешь.

– Тем более! Как только я встану на ноги, тебе придется вспомнить, кто здесь начальник!

– Может быть, Жак. Очень может быть…