Все шло по плану, хотя темп наступления несколько ему не соответствовал. В первый день наступления войска 17-й и 2-й армий продвинулись только на 2–4 км. Но зато 18-я армия прорвалась в глубину английской обороны на 7 км. На третий день наступления 17-я и 2-я армии продвинулись-таки на 10 км и преодолели тактическую полосу английской обороны. Зато совсем неожиданно к этому времени 18-я армия углубилась в расположение противника на 20 км, полностью прорвав тактическую зону обороны 5-й английской армии. Войска рижского героя генерала Гутьера, форсировав Сомму и канал Кроза, завязали бои в оперативной полосе. Почему так произошло? Прежде всего, вспомним, что здесь у германцев был не двойное, а тройное превосходство в силах и средствах. Во-вторых, 5-я английская армия сидела на самых слабых в инженерном отношении позициях. И, наконец, успеху Гутьера очень помогли удачные действия штурмовой авиации именно на участках наибольшего английского сопротивления. 22 марта сопротивление 50-й и 61-й английских дивизий в районе Бовуа было сломлено штурмовой атакой с воздуха. 30 штурмовиков «Альбатрос» с высоты 50 метров просто расстреляли обороняющихся. На следующий день эскадрильи штурмовиков ударили одновременно по отходящим войскам, обозам и подходящим резервам. Все смешалось в английской обороне.
Союзники не ожидали от германцев такой прыти и такой мощи. Заволновался всегда невозмутимый фельдмаршал Хейг и потребовал от Петэна помощи крупными силами, наконец, попросил заменить английские войска французскими на участке фронта в 40 км между Соммой и Уазой. Петэн волновался не меньше своего коллеги, опасаясь скорого наступления германцев в Шампани на Париж, и, ссылаясь на это, отказал Хейгу. Главнокомандующие заспорили, а германцы продолжали наступать, подбирались к Парижу и уже образовали разрыв между 5-й английской и 6-й французской армиями. 23 марта они установили в районе Лаона сверхдальние орудия и начали обстрел Парижа. Пушка «Колоссаль», или «Парижская пушка», изготовленная на заводах Круппа, была действительно «чудом техники и науки», как трубили берлинские газеты. Пушка калибра 38 см с длиной ствола 33,5 м, с высшей точкой траектории – 40 км стреляла на дальность до 120 км. Снаряд летел до цели почти 4 минуты. 23 марта трехорудийная батарея выпустила по Парижу 21 снаряд, 18 упало в черте города. Было убито 15 и ранено 36 человек. Практический, военный эффект, может быть, и не так значителен, но моральный просто неоценим. В Париже началась паника, правительство приготовилось уже второй раз за войну переехать в Бордо. Клемансо не паниковал и мобилизовал все оставшиеся в городе автомобили для действующей армии. Хейг и Петэн продолжали спорить, английские и французские войска продолжали отходить, разрыв между ними составлял уже 15 км. Германцам открылась прямая дорога на Амьен, до которого оставалось всего 35 км.
Казалось бы, «вперед и с песнями», но у немцев не было подвижных сил для развития оперативного наступления. Вот когда начинает сказываться стратегический просчет немецких стратегов, о котором мы говорили. К тому же боевые реалии принесли новую задачу. Надо было решать, что делать – остановить наступление 18-й армии и добиться-таки, как было задумано, решительного успеха на правом фланге, или, изменив план, продолжить развивать успех на вспомогательном юго-западном направлении. Вспомните, такая же ситуация сложилась во время нашего знаменитого Брусиловского прорыва, и решена она была не лучшим образом. Германские стратеги переплюнули наших. 23 марта в Авене состоялось совещание начальников штабов групп армий кронпринцев Руппрехта и Вильгельма с участием кайзера. На совещании солировал первый генерал-квартирмейстер и руководитель наступления генерал Людендорф, который уже видел себя победителем. Он предложил, а совещание практически без обсуждения приняло его новый план наступления – обходить оба фланга союзников, громить одновременно англичан и французов, отбрасывая англичан к побережью, а французов к Парижу. Таким образом, усилия наступающих армий раздваивались. Вместо одного решающего удара в северо-западном направлении на Ла-Манш предлагались два, расходящихся по направлениям. Авантюризм чистой воды. Людендорф переоценивал первоначальный успех наступления, не учитывал потенциальных возможностей противника, а главное, не имел достаточных сил и средств не только для двух, но и одного уже проходившего наступления.