На берегу Авачинской бухты

Тем же вечером отец напился сильнее обычного и впервые ударил маму по лицу. Он кричал на нее, обвинял в плохом воспитании сына, говорил, что ненавидит всех нас за то, что мы испортили ему жизнь. Его слова ранили мою душу. За боль, причиненную маме, я чувствовал, как во мне начинают пробиваться ростки ненависти к человеку, которого я когда-то любил всем сердцем.

С тех пор жизнь в доме стала просто невыносимой. Отец пил, устраивал скандалы, требовал моего согласия на учебу в летном училище. Но я не собирался отступать от своей мечты и не сдавался. Спасением стали командировки отца. Когда он уезжал на несколько дней, в доме наступала приятная тишина. Я просил маму развестись с отцом, обещал, что, окончив в военно-морское училище, буду высылать ей деньги на проживание. Мама, грустно улыбалась, гладила меня по голове и говорила, что отец скоро свыкнется с моим решением стать «властителем» морей и океанов, просто ему для этого нужно время…

К моменту моего отъезда в доме действительно стало тише. Но отец всячески противился моему поступлению в военно-морское училище. Поддержку и помощь я получал только от мамы.

Позже из писем я узнал, что у отца появилась другая женщина. Мама измену простить не смогла, и, когда я перешел на третий курс, они развелись. Отец несколько раз пытался вернуться, просил прощения, со мной старался наладить отношения. Мама отца обратно не приняла, но общаться нам не запрещала. Мне хотелось рассказать ему о своей учебе, новых друзьях, преподавателях, достойных уважения, своих успехах. Но отец очень болезненно пережил развод и общение со мной прекратил. На четвертом курсе в высшем военно-морском училище в каникулярном отпуске я все же решился встретиться с отцом и поговорить на прощание.

К моему удивлению, отец принял меня доброжелательно. Он накрыл стол, угостил чаем с пирожными. Сказал, что женился на той женщине, про которую мама нечаянно узнала. Он отметил, что военно-морская форма мне невероятно идет. Узнав, что наше училище участвует в параде на Красной площади в честь очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции он достал из комода пару форменных теплых белых перчаток и вручил их мне со словами: «Возьми теплые перчатки. На тренировках к параду пригодятся. Октябрь в Москве холодный. Вы же будете целый месяц тренироваться и жить в палатках». Потом вдруг замолчал на несколько секунд и сказал, что если бы он стал летчиком, все в жизни сложилось бы по-другому. «Я никогда не забуду свой первый полет, –продолжил он. – Эйфория – это мягко сказано. Когда я впервые увидел, что отрываюсь от земли, это было смешанное чувство: и свобода, и страх, и интерес, и ни с чем не сравнимое возбуждение. Ты отрываешься и понимаешь, что от тебя уходят все проблемы, которые мучили на земле, какие-то неурядицы. В воздухе ты – другой человек, но мои крылья сломали на взлете. Надеюсь, твоя судьба будет счастливее моей, служи, сынок, так, чтобы я гордился тобой». Накопленные обиды, годы скандалов, пьянства и упреков не позволили мне тогда обнять отца. Учтиво поблагодарив за угощения, я взял перчатки и отправился на вокзал.

После окончания учебы я получил распределение на Тихоокеанский флот. Моей мечтой стала служба на крейсере. Я должен был прибыть в город Владивосток. Добраться до края земли тогда можно было лишь с промежуточными пересадками. Транзитный авиабилет продавался военнослужащим без указания конкретного посадочного места в самолете. С таким билетом пассажир имел право идти на подсадку, и в том случае, если находилось свободное место, его обязаны были посадить, но если свободных мест не было, можно было застрять на несколько дней. Транзитный билет позволял гарантировано получить место в гостинице при аэропорте за плату, так как путешествие могло затянуться надолго. В тот год в киевском аэропорту Жуляны очередь на посадку из выпускников военно-морских и сухопутных училищ составляло около 60 человек. Предпочтение отдавалось семейным офицерам с маленькими детьми на руках. Офицеры без транзитных билетов не имели права на гостиницу. Ожидая свободного места, они по семь дней торчали в зале ожидания, комната матери и ребенка в аэропорту была переполнена. В этом аду, заполненном детским криками, говором людей, запахом еды, было невозможно находиться, и я решил найти другой путь, чтобы попасть на нужный рейс.