На 127-й странице. Часть 2

И мы перестали ходить на ужин в капитанский салон. Шторм еще больше способствовал нашему уединению. Выходить на качающуюся палубу, чтобы вымокнуть от брызг, которыми щедро одаривал океан «Звезду Востока», ударяясь волнами об ее борта, совсем не хотелось. Но мы с Верой находили себя занятие. Как ни крути, это был наш медовый месяц.

Плохо получалось общаться с Терезой. Приглашать ее одну к себе в каюту было неудобно. Еще неудобнее было приходить самому к ней. Можно было бы, конечно, постучаться к ней в дверь, как я это делал в студенческие времена, в общежитии, когда мне надо было кого-нибудь вызвать из комнаты, где жили девчонки.

Тук-тук.

– Можно (далее шло имя девушки) на минутку!

Девушка выходила из комнаты, и мы стояли, прислонившись к стеночке, и обсуждали свои межгендерные вопросы.

Я представил, как мы могли бы стоять с Терезой у двери в ее каюту и обсуждать материалы сказки «Волшебник Изумрудного города». Я стою, опершись плечом о стенку каюты, а она рядом, склонилась над листочками и что-то черкает в них. Как по мне, так вполне нормально, но для этого времени, скорее всего, невозможно. Народ здесь простой. Что могут делать, оставшись наедине мужчина и женщина? Сказку обсуждать? Не смешите мои ботинки! Секс и только секс! Хотя, наверное, такого слова здесь не знают. А раз незамужняя женщина позволяет себе оставаться один на один с неким мужчиной, то почему бы не попробовать проделать то же самое и другому мужчине. Думаю, что дверь каюты Терезу просто содрогалась бы от стуков, пришедших выразить ей свое «уважение» мужчин и непонимающих, почему им не открывают.

Поэтому приходилось поступать по-другому. Я писал продолжение сюжета сказки, крался к дверям каюты Терезы и без стука, не дай бог, кто услышит, подсовывал листки в щель под дверью. Затем прогуливался вдоль коридора пока не видел, что с другой стороны появлялись ответные листки. Я быстро их подхватывал и возвращался в свою каюту.

Мне нравилось, как по моему сюжету писала сказку Тереза. Тот случай, когда, еще на палубе «Пасифика», журналистка вручила мне вариант сказки, где Элли была изображена совершеннейшей стервой, больше не повторялся.

Писать сказку мы не торопились. Тереза, наверное, считала, что сказка скоро закончится, что Элли, вот-вот, благополучно вернется домой и растягивала удовольствие. А, может быть, просто у нее была такая манера письма. Я не торопил события, потому что мне надо было продлить нашу совместную писательскую деятельность до конца путешествия, а оно было только в самом начале.

Продлить? Зачем? Это – твоя работа. Работа? Ах, да … работа… Порой на меня что-то находило и, возможно, из-за шторма и замкнутого пространства, недавнее прошлое: Сан-Франциско, ранение в голову, поручение Маккелана – казались мне чем-то далеким и не настоящим, причудливым сном, который вот-вот будет развеян запахом утреннего кофе. Может быть, все на самом деле так, как есть? Я действительно англичанин, путешествующий по свету со своей молодой женой, а написание сказки с Терезой – это просто причуда, скучающего аристократа?

Я возвращался от Терезы с исписанными листочками в каюту и думал, что хорошо бы, чтобы этот шторм поскорее закончился. Тогда я смогу выйти на палубу, сделать вместе с Генрихом зарядку и, таким образом, прочистить свои мозги. Иначе я совсем утону в своих фантазиях.

Сцена 22

Шторма хватило на четыре дня. Затем море стихло, словно и не бушевало вчера. Все заторопились на воздух. Вера стала собирать свой этюдник, а я решил проверить свои скрытые способности. Ведь что-то было там, в кабинете у британского консула, когда я так метко стрелял из револьвера, а в голове стояла звенящая пустота.

Проверку я решил провести утром, во время зарядки с Генрихом. Место нашли там же, на верхней палубе, за капитанской рубкой. Встали мы с Генрихом пораньше, чтобы избежать лишних взглядов. Со стороны рубки, конечно, на нас поглядывали, но ничего не говорили.

Я заранее сходил каптенармусу «Звезды Востока» и сторговал у него корабельную швабру. Правда, мне нужна была не сама швабра, а только палка от нее, но каптенармус запросил с меня целый доллар, упирая на то, что это очень хорошая швабра. Ну, швабра, так швабра. Заверните.

Нижнюю часть швабры я все равно оставил этому деляге. Пусть впаривает ее кому-нибудь еще. Мне все равно. Сама палка оказалась мощным, сантиметров три-четыре в поперечине, древком. Все правильно. Возить этой шваброй по палубе должны были не слабые женщины, а крепкие матросы. Я попытался раздобыть у того же каптенармуса наждачную бумагу, чтобы слегка отполировать будущий спортивный снаряд. Все-таки руки у Генриха понежнее, чем у матросов. Но наждачки не оказалось. Каптенармус даже не знал, что это такое. Пришлось пойти длинным путем.