Царская грамота вызвала протест, и возглавили его оба мангазейских воеводы, Иван Биркин и Воин Новокщёнов. Он многократно описан, и мне остается сказать, что протестовавшие однозначно заявили — морем в Обь никакое судно пройти не может, а волок пропускает лишь малые кочи:
«писали к нам из Монгазеи воевода Иван Биркин да Воин Новокщенов: в прошлом де во 124 году, весною, как лед скрылся, посылали они из Монгазейского города на енисейское устье проведывати морского ходу тобольского стрельца Мишку с товарищи, и Мишка де с товарищи, с енисейского устья приехав в Монгазею, в роспросе им сказывали: смотрели де они на море и не могли досмотрити, где бы за льдом вода объявилась». «А как сьехались в Монгазею с промыслов торговые и промышленые всякие люди, и они де Иван Биркин да Воин Новокщенов про тот морской ход тех торговых и промышленых людей роспрашивали. А в роспросе розных городов торговых и промышленых и всяких людей, сто семдесять человек, сказали, по нашему крестному целованью: от Архангельского де города… ходят они в Мангазею… на Карскую губу в Мутную реку, через сухой волок на Зеленую реку и в Обь, да в тазовское устье, а ходят в малых кочах; а через сухой волок суды волочат на себе; а в енисейское устье малыми или большими кочами морем из двинского устья сами не бывали, и из начала про ходоков Руских и никаких иных людей не слыхали».
Зато напомнили из Мангазеи совсем иное:
«А… при государе царе и великом князе Федоре Ивановиче всеа Русии, ходил Москвитин Лука гость с товарыщи проведывати обского устья тремя кочи, и те де люди с великие нужи примерли, а осталось тех людей всего четыре человека; и то де они слыхали, что от Мутные реки и до обского устья и к енисейскому устью морем непроходимые злые места от великих льдов и всякие нужы. А кого де Руских людей от Архангилского города Немцы в вожах наимывали, и про то они не слыхали, и у Карские губы кораблей немецких не видали» (стл. 1061–1062).
Был ли протест в среде московских дьяков? Об этом не пишут, однако факт его очевиден. Достаточно заметить, что приведенная цитата взята из письма, каковое московским дьякам, за подписью царя, вскоре же пришлось направить в Тобольск. Несомненно, что кто-то положил царю на стол не только донесение мангазейских воевод, но и объяснил ему суть дела — Куракин и компания лгут. Царь, видимо, не протестовал, и в Тобольск отправилась царская грамота совсем иного содержания. В ней, помимо изложенного выше, значилось: