Мысы Ледовитого напоминают

Если она была из Верхоянска (место для «дамы» ближе к Казачьему, чем Верхоянск, не просматривается, но оно возможно дальше: она могла быть из Якутска, откуда только и возили товары в Верхоянск), то среди усть-янских ссыльных были её знакомые, и на одного из них прямо указал сам Колчак, назвав его «А. Д. Паляком». То был Айзик Давидович Поляк (1870–1929), ранний социал-демократ. Он был сослан в Верхоянск в 1900 году, на воле был рабочим (наборщиком) и по делам подпольной печати не раз встречался с Троцким, но в ссылке постиг азы врачебного дела и работал фельдшером. С весны 1903 года до января 1904 он жил в Усть-Янске, где вёл наблюдения погоды и организовывал метеостанцию, а также помогал в снабжении спасательной экспедиции Колчака[217]. «Своей общительностью и уменьем просто подойти к каждому человеку он приобретает много друзей»[218], и вполне возможно, что «невеста» остановилась у него. Так это или нет, но она наверняка общалась с кем-нибудь из усть-янских ссыльных, а потому наверняка должна упоминаться в служебных отписках улусного головы и полицейского исправника, так как Поляк и прочие ссыльные состояли под надзором. Эта переписка хорошо сохранилась (см. книгу Павла Казаряна), и дальнейшие поиски зависят от того, имена каких молодых женщин в ней найдутся.

* * *

В списке Ногина есть взрослая дочь ссыльного интеллигента, и она особенно интересна для нашей темы — как указующая на возможный вариант поисков. Это Елена, дочь ссыльного Сергея Антоновича Стопани, раннего эсера, и его жены-якутки. Она была одной из первых дочерей верхоянских ссыльных, и в 1903 году ей было около 18 лет (но среди дочерей, приехавших в ссылку с отцами, могли быть и старше). Отец её год назад умер, и вряд ли кто-то мог запретить ей, вольной, ездить по делам, в том числе в Усть-Янск — были бы средства, чтобы нанять летом лодку, а зимой сани или нарту. Такие средства в тот год предоставляли своим агентам Колчак и Поляк.

Остров Беннета. На переднем плане: мыс Эмма, на заднем: справа мыс София, слева мыс Надежды

Позже, как сообщал Ногин, Елена жила в гражданском браке с завхозом верхоянской больницы, тоже ссыльным. «Осталось трое детей» — написал Ногин, как бы отмечая, что не утверждает отцовства завхоза для всех троих детей Елены. Так что нельзя исключить, что у старшего из них был необычный для тех мест носик утюжком. Потомки Елены Стопани живут в Верхоянске и улусе поныне, они могут что-то знать.

А теперь главное: пример с Еленой Стопани взят мной просто как указание на возможность, но позволю себе и конкретную догадку об имени.

У острова Беннета четыре угловых мыса, и все названы женскими именами, причём два южных в именительном падеже, а два северных в родительном. Видна некая система, однако о номинации трёх мысов всё известно, а о четвёртом, мысе Надежды, ничего. Вероятно, он просто был подписан на первой карте острова без пояснений. Но карты РПЭ составлял в 1907–1908 годах Колчак, и все названия на острове Беннета с тех пор берутся оттуда. О том, что на северо-западе острова есть мыс, он знал, поскольку в докладе назвал остров четырёхугольным. Вероятно, Колчак видел этот мыс с верхушки ледника. Он даже писал, что был на нём, но это сомнительно[219].

Равнодушный к идее Земли Санникова, ни с какой надеждой Колчак явно мыс не связывал, его надежды были обращены на юг, и остается допустить, что позже он назвал дальний мыс женским именем. Однако, пока не обследована названная выше служебная переписка, нельзя сказать, была ли та Надежда, что увековечена на карте, «полярной невестой» лейтенанта или она проживала в Петербурге. Ведь над картами он работал в 1906–1908 годах именно там.

Заметим, что в Казачьем Колчак ещё не знал о намерении Сони и отца приехать в Иркутск — он узнал об этом лишь в Якутске, где был телеграф, и после этого «невеста» не упомянута. Тогда выходит, что шикарный обед действительно был прощальным.

Всё это, конечно, лишь цепь догадок, но она ничему не противоречит (в отличие от «Омировой в Усть-Янске») и укладывается в единое целое, а как достигнуть цельности по-другому, без данной цепи, неизвестно. Так или иначе, если Бегичев не лгал на пустом месте (полагаю, не лгал), то перед нами основа для увлекательного романа. Девушка выглядит достаточно отчаянной, и это должно было увлечь молодого лейтенанта, отчаянного весьма. Приведу лишь одно место из его дневника:

«Я бросил (в 1899 году — Ю. Ч.) свои занятия по гидрологии, и мои стремления пришли к форме искания… „типов и ощущений“, т. е. к авантюризму… я пришёл к готовности оставить службу и отправиться… в Клондайк, не для искания золота, конечно, а просто чтобы найти обстановку и жизнь, отвечающую более нашим потребностям»[220].