А если о возвращении знал голова, то, конечно, знали и другие жители. Секретов тут не бывает. Должна была узнать и некая молодая особа, жившая в тот момент в досягаемости, тоже ждавшая лейтенанта, и примчаться. Хотя и возможно, что она ждала его с осени прямо в Казачьем (так утверждал Бегичев со слов «князя»), но тогда встает вопрос: как она объясняла местным властям (а они, за отсутствием реальных угроз, всегда падки на преследование посторонних лиц) столь долгое проживание в Казачьем или в Усть-Янске? Версия открытого ожидания «жениха», коего все числили почти наверняка погибшим, слишком подозрительна. Вернее, что «дама» имела какой-то иной статус, а невестой назвалась только после известия о возвращении спасателей. Но что это за статус, и вообще, кто она?
Сперва кажется, что о ней неизвестно ничего, а потому гадать не о ком, не то что искать через сто лет её следы. Но это не так. Ничего не сказав о способе приезда «невесты» на край света, Бегичев сказал довольно много о ней самой. Она —
1) «дама», то есть не якутка и не из русского простонародья;
2) «какая-то», то есть жителям побережья неизвестная, нездешняя;
3) «очень молодая», то есть не ссыльная. Вернее всего, она дочь ссыльного, но, возможно, дочь местного (то есть, видимо, верхоянского) чиновника или купца;
4) достаточно бойкая, чтобы приехать сама и чтобы обратиь ходячее мнение в «петербургские новости»;
5) привезла угощение для многих. Либо она достаточно богата, либо привезла то, что ещё весной было заказано и оплачено Колчаком (то есть она — его сотрудница);
6) назвалась невестой Колчака, и тот этого не отверг, а стал жить с нею вместе; то есть они хорошо знакомы, и, вероятно, уже были близки раньше. Замечу, что весной Колчак и Бегичев ехали на север порознь, так что Бегичев не мог видеть знакомства этой девушки с командиром;
7) едет вместе с Колчаком в Якутск, где они, видимо, и расстаются.
Кем бы она ни была, сам тот факт, что Колчак признал её и открыто жил с нею, даёт основание к объяснению главной странности — сокрытия Колчаком наличия банки в гурии: там могло лежать прощальное письмо к ней. Письмо к Омировой, вероятно, было там тоже, и ситуация вполне понятна — мысля себя гибнущим, лейтенант прощался со всеми, кто ему был дорог, не думая о последствиях, какие сложатся при его успешном возвращении. Женившись же, стал думать иначе: обнародование письма должно было испортить ему жизнь, не только семейную, но и служебную.
Поясню: в самом письме он мог всего лишь раскрывать свою симпатию к никому не известной девушке, своей краткосрочной помощнице, однако после совместной на глазах у всех жизни с нею письмо становилось собственноручным признанием факта внебрачной связи, да ещё с обещанием жениться, что преследовалось по закону. И это — в мягком варианте, но нельзя исключить и жёсткие: например, если «полярная невеста» вернулась из путешествия беременной.
Вернёмся к возможности её отыскания. Хотя тогда в Сибири среди ста тысяч ссыльных всего 5 % составляли женщины[215], на деле их было в компании ссыльных гораздо больше, поскольку многие прибыли с жёнами или женились в ссылке, а у некоторых и дочери уже стали взрослыми. Так, у ссыльного большевика Виктора Ногина в общем списке ссыльных Верхоянска и Усть-Янска числится 101 человек, в том числе 6 женщин, однако ещё 15 женщин числятся в качестве жён ссыльных, в том числе гражданских (ссыльные далеко не всегда венчались), и одна — дочерью ссыльной[216]. Так что круг возможных лиц велик, но обозрим.
Тогдашний губернатор Якутской области Владимир Скрипицын был снисходителен к ссыльным, широко пользовался их услугами, и даже они, ссыльные, много ездили по Якутии. Тем более свободно могли тогда ездить вольные.
Сама по себе поездка женщины в дальнее село или стойбище была вполне обычна — так постоянно ездили акушерки и фельдшерицы (есть они и в упомянутом списке Ногина). Естественно, если девушка, ожидая возвращения любимого, взяла поручение на север округа, а то и прямо в Казачье. Самое простое и вероятное, что она взялась сопровождать груз — либо для метеостанции, получавшей в то время оборудование из Иркутска, либо прямо для самого Колчака, сделавшего весной ряд заказов на осень.
Айзик Давидович Поляк в ссылке
Познакомиться они могли как в Верхоянске, так и на любой из станций бесконечного тракта Якутск — Верхоянск — Усть-Янск, где Колчак неоднократно по 2–3 дня ждал транспорта. С нею Колчак теперь, в декабре, мог не торопиться покидать Казачье, с нею мог ездить и к вдовам (в Усть-Янск или в окрестностные стойбища), ей же устроить и шикарный прощальный обед в Якутске (вряд ли ей радостный).