Мысли

Если признать ту точку зрения, что «пролетариат — могильщик буржуазии», а после Пушкина были Ахматова и Пастернак, а после них — мы, то тогда все, что сейчас есть, — нечто небывалое, и корни его негде обнаруживать, кроме как в каком-нибудь перевороте. Однако «варвары» родились задолго до 1917 года, были такими же продолжателями традиций человеческих, как гунны — продолжатели эллинизма, и имели значение общемировое, разумеется. Не верю я в деревенскую психологию «своего» искусства, «американского» поп-арта и т. п. Все эти оттенки есть, разумеется, но это только варианты, а основная идея, принцип, един, на него и нанизывают то кокошник, то Дракона, то пепси-колу.

Футуризм — ОДНО ИЗ МНОГИХ интереснейших течений (очень часто противоположных по характеристике), и нельзя окрещивать его именем ВСЕ случившееся на рубеже веков, так же, как и связывать всю проделанную тогда громадную работу с именем одного-единственного весьма умеренного Хлебникова. Вы, как мне кажется, не совсем в курсе тогда сделанного. (Ибо дело не в прерванности традиций, а в недоступности результатов.) То «новое», что Вы ощущаете как новое (варвары), да еще и именно «русское», всего лишь эхо (продолжение) тех открытий, возвращение назад, более детальная разработка и развитие тех принципов, то есть уже более грамотный этап, чем чисто «варварский» (согласно Вашей терминологии). Согласно же моим убеждениям, то (переводя на Ваш язык) «латынь» — категория неумираемая, вечная, на ней изъяснялись еще бактерии в мировом океане, и они же, очевидно, будут изъясняться ею и впредь в результате всего. Я не считаю, что каким-либо «варварам», будь они хоть с другой планеты, удастся изменить путь развития мысли, который не на земле намечен. Всякое новшество — варварство и т. п., но именно всякое. Человеку же свойственно принимать близко к сердцу то, что ближе по времени. Вам кажется, что все «прежнее» не отвечает изменившейся обстановке, и это верно, если считать прежним язык «великий, могучий», авторов — Ахматову, Пастернака, Хлебникова, а принцип действия — вариационный пушкинизм. Если же принять за «прежнее» результаты работы таких авторов, как Чичерин, Крученых, И. Зданевич, Туфанов, Соколов, Игнатьев, в Европе соответственно Яндль, Гомрингер, Ф. Мон, — это только в литературе, а в живописи от Брака и Клее до Малевича, Кандинского, Ларионова (лучизм), Филонова, Матюшина, в музыке — Кейджа, Сильвано Бузотти и т. п., то выяснится, что ничто не прерывалось, все логично развивается, и даже Ахматовой с Пастернаком найдется место на обочине, и от Малевича останется только самое важное. Такие авторы, как Пикассо, наглядно подтверждают соединение варваризма и эллинизма, их взаимное тяготение и даже невозможность раздельного существования.

Кстати говоря, допушкинская пора была отнюдь не варварской и именно в силу этого породила не одного его, ибо в его же время, то есть без его влияния, существовали такие неплохие авторы, как графоман граф Хвостов, Одоевский и т. п. А уж ранее Пушкина было и вовсе созвездие. Один Максим Грек чего стоит. А напряжение теоретической мысли было куда более ярким, чем в пушкинскую пору, которая в этом вопросе деградировала. Так что понятия варваризма и эллинизма чрезвычайно зыбки. Нить мысли беспрерывна, окружает Запад и Восток (тот же Максим Грек сколько ПРИНЕС на нашу землю), можно даже сказать, что нить эта курсирует между Западом и Востоком, ибо дело не в национальных одеждах, а в СУЩЕСТВЕ ИСТИНЫ, которой занимается искусство, а это существо бесплотно и, как нейтрино, пронизывает всю вселенную ПОСТОЯННО.

С уважением,

Ры

P. S. Еще раз внимательно перечла Ваше письмо — нам с Вами не о чем спорить, мы замечаем и понимаем искусство и его нервную систему — жизнь — почти идентично. Ибо конкретные результаты наконец-то вылезли на поверхность, искусство достигло стадии демонстрации себя. Его широкое распространение усиливает поле питания самого источника, и мы вправе сказать, что «болевые точки», как Вы их называете (я их довольно ясно вижу), обнажены. Костяк конструкции, порождающей искусство, а затем и жизнь, мне не то чтобы виден, но ощущается, и «мелкая», как Вы говорите, работа на уровне флексий, корневых сдвигов и т. п. кажется мне столь же важной, как и процесс сна в полете у бабочек. Чем более «мелок» процесс, тем яснее отражается в нем целое, то есть в более сжатом виде. Как говорил один мой друг вслед за многими мудрецами: «Все присутствует во всем».

Главное, на мой взгляд, осознать, что:

Мы активные компоненты искусства, а вовсе не сторонние наблюдатели его «состояния». Все уже давно поняли, кстати, что наблюдатель влияет на эксперимент самим фактом наблюдения. Покой и нетронутость — очень важные вещи.

Посему наблюдаемое нами искусство либо вовсе не оно, либо развивается БЛАГОДАРЯ нашим за ним наблюдениям.