Мышеловка святого Иосифа. Как средневековый образ говорит со зрителем

^{205 Робер Кампен. Обручение Девы Марии, 1420–1430-е гг. Madrid. Museo del Prado. № P001887.}

Архитектурный переход от Ветхого Завета к Новому. Слева, перед ротондой, означающей Иерусалимский храм, стоит престарелый Иосиф. Благодаря чуду (его посох зацвел) он был избран из прочих вдовцов, чтобы стать мужем юной Марии. Эта архаичная структура, сочетающая элементы романской и восточной архитектуры, символизирует иудейский закон. На витражах изображена история грехопадения Адама и Евы и убийство Авеля Каином — грех, который предстоит искупить Христу, входит в мир. На рельефах и капителях вырезаны сцены из историй Лота, Авраама и Исаака, которые воспринимались как ветхозаветные прототипы Страстей Христовых. Справа перед готическим порталом иудейский первосвященник обручает Деву Марию с Иосифом. Эта современная конструкция олицетворяет новый, христианский, завет между человеком и Богом. Но его еще предстоит заключить благодаря грядущему Боговоплощению, и поэтому портал пока не достроен. Церковь еще не родилась.

Для этого всех персонажей (кроме клириков, которые и так одеты в облачения, не меняющиеся веками) следует одевать в античные (или, заметим, скорее похожие на античные) одежды, соответствующие их статусу и годам: «Костюмы фигур должны быть приспособлены к возрасту и благопристойности, то есть старец должен быть облачен в тогу, а юноша украшен таким костюмом, который едва закрывал бы его выше плеч, за исключением тех, которые посвятили себя религии. И следует избегать, насколько можно больше, костюмов своего века, разве только встретятся такие, как вышеназванные; ими не следует пользоваться, кроме разве у таких фигур, которые должны быть похожи на надгробные статуи в церквах, чтобы они предохранили от смеха наших преемников над глупыми выдумками людей или же чтобы они заставляли удивляться своим благородством и красотой»[230].

Готические Палестины

Во фламандском искусстве XV в. многие сюжеты из евангельской истории переносятся в современные городские пространства и интерьеры. Комната, в которой Дева Мария встретила архангела Гавриила, принесшего ей благую весть, часто напоминает покои, где мог жить дворянин или богатый бюргер — заказчик этого изображения. Тяжелая скамья, бронзовая люстра, камин с экраном и щипцами для углей, кровать с балдахином, окна, украшенные витражами, раскрашенные гравюры на стенах, за окном — фахверковые дома, шпили церквей, прохожие в современных одеждах… Эти библейско-фламандские интерьеры нельзя принимать за зарисовки с натуры или точные «портреты» реальных комнат. Хорошо известно, что многие предметы, сколь бы органично они ни смотрелись в комнате, были овеществленными, или «скрытыми», символами. Подсвечник со свечой олицетворял Марию и ее божественного Сына, стеклянный графин, в котором играет солнечный зайчик, — непорочное зачатие и девство матери Бога… Трудно сказать, многие ли зрители считывали этот подтекст. Тем не менее такие изображения явно создавали ощущение, что евангельские события разворачиваются не в далеком прошлом, а словно здесь и сейчас [206]. о же самое можно сказать и о городских видах.

^{206 Йос ван Клеве. Благовещение, ок. 1525 г. New York. The Metropolitan Museum of Art. № 32.100.60.}

Комната, где Дева Мария услышала от архангела Гавриила благую весть и зачала Спасителя, обставлена как в богатом фламандском доме. Большинство предметов, которые мы видим в кадре, — это одновременно и «декорации», и религиозные символы. Слева от роскошного брачного ложа, указывающего на то, что Дева станет матерью Богочеловека, стоит домашний алтарь с открывающимися створками. Только в отличие от реальных алтарей, какие в начале XVI в. могли стоять в католическом доме, тут внутри изображена не какая-то евангельская или житийная сцена, а эпизод из Ветхого Завета — встреча праотца Авраама и царя-священника Мельхиседека, который вынес ему хлеб и вино. Христианские богословы видели в этом событии прообраз евхаристии. А на стене висит раскрашенная гравюра (эта технология стала применяться в Европе с конца XIV в.) с изображением Моисея, держащего в руках скрижали. В христианской иконографии пророк, выведший свой народ из Египта, олицетворял ветхий, еврейский, закон и одновременно выступал как один из ветхозаветных типов Христа.