Мы живы!

Когда всё это понеслось, Риота возблагодарил богов за то, что он так, к своим тридцати, и не обзавелся семьей. И что родители не дожили до всего этого. Он видел, как окружающие слетают с катушек, когда приходится убивать близких. Как матери не обращают внимания на то, что их ребенок уже перестал быть человеком. Он видел, как молодая девушка сидела с улыбкой, смотря как её младенец кусает её за грудь. А она напевала при этом песню…

Буквально за день мир рухнул. Нет, стояли ещё дома, горел свет. Но над всем этим уже явственно нависла тень мора. Уже ничего нельзя было поправить, откатить назад. Оставалось только выживать. Ломать моральные установки, выковывать из своей души стержень и выгрызать свое право на существование. Те, кто этот стержень выковать так и не смогли, умерли на улицах города или спрятались… отсрочив свою смерть.

Когда всё началось, Риота был дома. Точнее, в той крохотной квартирке, что он снимал. Он в очередной раз потерял работу, в этот раз он нагрубил какой-то фифе, что приперлась на стройку и решила покомандовать рабочими. Стоя прямо у котловины под фундамент. В общем, дамочка не оценила заботы мужчины о её здоровье и на следующий день у бригады сменился бригадир…

… Полдня Риота, со всё возрастающим недоумением, наблюдал жалкие попытки властей хоть что-то предпринять. А потом понял, что им нет дела до того, как будут выживать простые люди. Все меньше холеных лиц мелькало на экране, все больше камеры выхватывали картины локальных армагеддонов. И когда, прямо в эфире, полицейский застрелил какого-то буйного демонстранта, Риота понял, что нужно действовать…

… К группе, что ехала сюда, он пристал случайно. Он искал хоть какой-то транспорт, чтобы выехать из города. В этот момент у него на руках оказались две девочки, которых он вытащил из туалета ресторана. Если бы дело касалось только его одного, он бы никогда не подошёл к той черной машине, что стояла у школы. Возле неё стояли трое мужчин и с досадой смотрели на вакханалию смерти за забором. Мужчины были одеты, как военные, у них было оружие. И Риота попросил их взять девчонок с собой. Явно же эти люди откуда-то приехали, из какого-то защищенного места. Мужчины согласились. Правда, кажется приняли Риоту за отца этих девчонок, раз место нашлось и ему…

… Около девяти по палаткам прошлись военные. Всём взрослым было указано явиться в десять утра к лестнице, ведущей к главному входу в центральное здание. И теперь Риота шёл туда.

Такаги приняли всех, кто не был покусан. Всем выделили место, пусть и в палатке. И всех кормили. По нынешним временам, это было очень широким жестом. Но многие уже начинали роптать. Люди… Очнувшись от безумия постоянного гона, выплыв из бездны ужаса, здесь, где их жизни не угрожала постоянная опасность и не сдерживаемые больше рамками статусов, люди начали строить новые отношения, раскрывая свою сущность. И у многих эта самая сущность была такой, что Риота диву давался, как, например, степенный пожилой человек, начинал орать, как базарная торговка, требуя к себе особого отношения в силу возраста. А тут ещё и главный человек в поместье убыл куда-то с большей частью военных.

И палаточный городок очень быстро разделился на несколько лагерей. Самая меньшая, с десяток человек, даже по сути и не была лагерем. Это были одиночки, по большей части мужчины, да пара семей. Туда входил и Риота. Эти не хватали звёзд с неба и готовы были работать, понимая, что никто им ничего так просто дальше давать не будет.

Еще один лагерь, как их окрестил мужчина, болтуны. Там верховодила парочка, мужчина, явно раньше бывший где-то у руля, но не слишком высоко, судя по его повадкам мелкого тирана. И крикливая бабенка, похоже, из числа тех женщин, которым остро не хватает члена. Причем как внутрь, так и вместо дыры. Завядшее лицо, раньше видимо постоянно наштукатуренное. Заявка на «а я считаю!», в виде безупречно сидящего делового костюма и стильных очков.

Эти, похоже, собирались работать только ртом. Удивительным было то, что их слушали. Эти бесконечные речи о том, кто им и что должен. О выборах и коллективных решениях. Про достойные человека условия жизни, которые, похоже, должны обеспечивать те, кто их сюда собрал. Собрал? Такаги дал убежище!

Самая большая группа, это те, кому было всё равно. Они покорно собирались и пофиг, кто собирал. Выслушивали любую ересь. И также безмолвно расходились. Смотря на них, Риота в полной мере оценил термин «стадо». И ведь все пребывали примерно в одной ситуации, а такие разные реакции…

Еще одна группа, не болтала попусту. Но там собралось как-то слишком много крепких молодых людей. Они пока ничего не делали, но постоянно ходили по поместью. Заглядывали в палатки. О чем-то разговаривали вполголоса…

— Охайоо годзаимас, Имаи-сан! — поздоровалась невысокая миловидная женщина, Тиба Иоко, поравнявшись с задумавшимся Риотой.

— Доброе, Тиба-сан, — ответил мужчина.

— Как думаете, для чего нас собирают? — спросила Иоко.

Риота посмотрел на неё.

— Я видел, что утром военные вернулись, — сказал он. — Думаю, этой паузе настал конец.