Мы здесь живем. Том 3

Мне, осужденному Марченко Анатолию Тихоновичу, разъяснен порядок направления жалоб и заявлений согласно § 33 ПВР ИТУ. Согласно п. 6 § 33 ПВР ИТУ жалобы и заявления, адресованные в государственные органы, общественные организации и на имя должностных лиц, содержащие вопросы, которые эти органы, общественные организации либо должностные лица в силу положения о них или их правомочий решить не компетентны, адресатам не направляются. Подавшему жалобу разъясняется об этом под расписку и рекомендуется адресовать жалобу и заявление соответствующему компетентному органу, организации либо должностному лицу. В случае, если заявитель считает неправильными действия администрации, он вправе обжаловать их прокурору, осуществляющему надзор за местами лишения свободы, приложив к такой жалобе заявление, которое администрацией не было направлено адресату.

В связи с указанными обстоятельствами жалоба, заявление поданное(я) мною

06.01.86 г. в адрес Президиума Верховного Совета СССР возвращена(о) мне обратно.

Осужденный (подпись, дата)

08.01.86 г.

Объявил: жалобу (заявление) осужденному Марченко А.Т.

возвратил начальник отряда

В.Ф. Чурбанов

6.

Президиум Верховного Совета СССР

г. Москва

от политзаключенного Марченко А.Т.

(учр. УЭ 148/СТ-4 Тат. АССР)

Заявление

Данным обращением в высший законодательный и надзорный орган страны я выражаю свой протест против позорной и преступной практики ведомств КГБ и МВД, которые при покровительстве прокуратуры в целях перевоспитания политзаключенных подвергают их обработке наркотиками, разрушающе действующими на здоровье человека, в т. ч. на его психику.

Лично я был подвергнут этой изуверской обработке уже несколько раз: 9 декабря 1983 года в ИТУ ВС-389/35 и в марте 1985 года — дважды — в ИТУ ВС-389/37 в Пермской области.

9 декабря 1983 г. меня с этой целью под надуманным предлогом водворили в ШИЗО — надуманность предлога подтверждается документально. При водворении в камеру-одиночку мне устроили «оказание сопротивления» и под этим предлогом заковали в наручники и избили до потери сознания. В бессознательном состоянии меня подвергли воздействию сильнодействующих наркотиков — галлюциногенных и психотропных препаратов.

Избитого, обработанного наркотиками, меня в бессознательном состоянии бросили на пол в камеру-одиночку, даже не сняв наручников.

В сознание меня приводили работники медчасти, которых вынуждены были вызвать ко мне дежурные надзиратели ШИЗО по настоятельному требованию других политзаключенных: С. Хмары, И. Ковалева, В. Сендерова и Р. Гудовского — они находились в то время в соседних со мной камерах и хорошо слышали все, что происходило в ШИЗО.

Прокуратуре СССР об этом хорошо известно, т. к. один из их прокуроров приезжал специально в ИТУ-ВС-389/35 для разбора этого случая. Он дважды — 31 мая и 1 июня — вызывал меня для разговора об этом. Но, как потом стало ясно, он приехал не для того из Москвы, чтобы объективно и непредвзято разобраться на месте, а постараться выгородить должностных лиц КГБ и МВД, непосредственно организовавших и исполнивших эту преступную акцию в отношении меня.

Эту цель порученца прокуратуры СССР очень красноречиво показывает тот факт, что он отказался допросить тех политзаключенных, которые в то время — 9 декабря — были в ШИЗО в соседних со мной камерах. Вернее сказать, он попытался соблюсти видимость своей объективности и с этой целью вызвал для разговора В. Сендерова. Показания В. Сендерова изобличали чинов КГБ и МВД в этом преступлении. Поэтому прокурор не решился вызывать остальных свидетелей.

Любопытно, на чем основывал этот прокурор свое заключение по данному делу, если он не допросил непосредственных свидетелей? Только на показаниях вольных работников медчасти ИТУ — жен должностных лиц КГБ и МВД. Так они ж нашли меня в камере в бессознательном состоянии на полу и в наручниках!

Вторично меня подвергли воздействию наркотиков в марте 1985 года уже в ИТУ ВС-389/37.

На этот раз проделали эту преступную акцию в два приема и не демонстративно, а более изощренно — без предварительного избиения до потери сознания. Наркотики мне вводили вместе с пищей, так что обнаружить я это мог лишь по их воздействию, по собственному ощущению.

В камере-одиночке от такого воздействия уберечься практически невозможно, т. к. даже в случае моего отказа от пищи под любым предлогом меня стали бы кормить искусственно.