Мы взлетали, как утки…

– Через три дня ее починили, поставили на лыжи и пригнали в Мончу, оттуда отправили в Казань, и она опять воюет, Пит.

Он заглянул в кабину снизу. Увидев двойное управление и закрытый лаз в штурманскую, присвистнул:

– Все переделали! И так, как мы сами хотели! И как быстро! А зачем кокпит закрыли? Это же разведчик. Штурману удобнее наблюдать оттуда.

– Удобнее, но вы его разбили при посадке, и прострелен он был. Другого не было, переделали так. Он теперь не фоторазведчик, а радиолокационный, но еще не укомплектован полностью. Аппараты вы прострелили.

– Так положено, господин генерал. Топлива не было, а так бы еще и сжег.

– Я знаю.

– Я не удивлюсь, если узнаю, что и все «ланкастеры» у вас в строю?! – спросил Харрис.

– Еще не все, но девять машин уже летают. Перед нашей отправкой сюда они сделали первый боевой вылет в составе наших ВВС. Мы бомбили завод в Санкт-Валентино в Австрии.

Приглашают в большое лондонское такси, они на нем приехали. Везут куда-то, крутясь по улочкам. Приехали на Даунинг-стрит. Все верно, мы привезли почту, которую переправили из Москвы. Сидим в приемной у премьер-министра. Вокруг неспокойно, постоянно открывается и закрывается входная дверь, входят многочисленные посыльные с пакетами. У секретарей завал, разбираются, что и куда. Самого Черчилля, похоже, нет. Вот он вошел в приемную с улицы, позволил секретарю снять с себя шинель. Черчилль в десантной форме, но без оружия, кобуры на поясе нет. Секретарь быстро и почти неслышно докладывает, Черчилль морщится и иногда кивает. Снял и передал белый шарф с шеи. Показал нам четверым на дверь в кабинет. Там темновато, не очень уютно, рассаживаемся по мягким кожаным креслам. Тут же секретари расставили большие пузатые рюмки и плеснули туда коньяку. Черчилль вначале довольно долго возился с сигарой, затем вскрыл пакет с письмами, который мы привезли. Не дочитал, отложил в сторону. Затем рассматривал доставленные нами снимки Каа-фьорда.

– Мы провели первую в этой войне совместную воздушную операцию, достаточно удачную, с нашей точки зрения. Но несмотря на успех там, его перечеркнули те неудачи, которые преследуют нашу армию и флот в других местах. Мы уже объявляли, что немцы прорвались из Бреста, и мы не смогли предпринять ничего эффективного против этого. Они высадились в Африке и оказывают серьезную поддержку итальянским войскам. И японцы продолжают наступление на Тихом океане. Теснят и нас, и наших американских друзей. К сожалению, оставлен важный опорный пункт нашей обороны – город и крепость Сингапур. С 8 декабря мы вынуждены вести войну на два фронта, через два дня после объявления нами войны Японии мы потеряли там линкор «Принц Уэльский». До этого – два авианосца и тяжелый крейсер. Это из тяжелых кораблей. Германия потеряла один линкор. На этом фоне постановка на длительный ремонт минимум трех, а в лучшем случае пяти крупных кораблей противника – это большой успех совместной операции. Чему вы улыбаетесь, генерал? – спросил меня Черчилль.

– Планированию, господин премьер-министр. Планированию… У вас катастрофически не хватает самолетов в Юго-Восточной Азии, а только в составе моей армии числится сто семьдесят восемь «харрикейнов», которые мы не просили поставлять, не используем, они стоят на наших базовых аэродромах в качестве самолетов ПВО. А могли бы успеть поддержать тот же Сингапур или «Принца Уэльского». Я, как мог, оттягивал проведение операции в Альта-фьорде, но кто-то настоял на ее проведении. Моя армия потеряла тридцать семь самолетов, четырнадцать летчиков, одиннадцать стрелков и трех механиков. Более пятидесяти человек получили ранения. Это самые большие потери за все время войны в одном бою. Через несколько часов после этого нам с генералом Харрисом принесли сообщение о том, что первая атака на стоящий флот 23 декабря была удачной. С такой разведкой мы будем воевать до второго пришествия, господин премьер.

– Ну, я не совсем согласен с вами, генерал, России требовалось увеличить численный состав авиации, чтобы удержать противника, и «харрикейн» не такой уж и плохой самолет.

– Да, он отлично подошел бы для борьбы с «Тип-97», или Ki-27, как его называют у вас, которые составляют большую часть истребительной авиации сухопутных сил Японии. В итоге не дал бы возможности противнику безнаказанно дойти по суше до Сингапура. Да и двенадцать пулеметов на штурмовке – тоже неплохое оружие. Забирайте, тем более что мы их отремонтировали и сменили им двигатели на низковысотные.

– По нашим данным, японцы купили патент на Daimler-Benz DB.601A и начали выпускать новый Ki-61, что-то среднее между «макки» и «Мессершмиттом-Е» или «-F», – вставил Тэддер.

– С этими машинами «харрикейн» в состоянии бороться, особенно если учитывать физиологические особенности японцев.

– Причем здесь это?

– Еще в тридцать девятом на Халхин-Голе было отмечено, что бои с высокими перегрузками японцы однозначно проигрывают. Узкие глаза закрываются на перегрузках быстрее.