— Это после смерти Сталина?
— Ну да. После. У нас этот бюст его сняли и закинули в речку.
— В Куму?
— Ага, в Куму закинули… ну в Сибирь ездил помогать. Раз пятнадцать ездил.
— В Сибирь?
— Ага, под китайскую границу ездил, помогал. В Красноярском был, в Новосибирском был, в Алтайском крае, в Барнауле, главном ихнем городе, в Омске два раза, в Саратове тоже раза два, сюда, в этот край, на Кубани раза три был.
— На своем комбайне ездили?
— Туды больше своим комбайном, оттэдова так приезжали, комбайны там бросали. В этим Красноярским, там тунеядцы жили. У них были отдельные колхозы. Ни вина, ни водки у них не было. К нам приходили, работали, разживались вином. Сам я ничего не пил, ни грамма. Кто пил — то в карты проиграл, то пропил, домой ничего не привозили. Я нет, не пил совсем. В семьдесят девятом, в Омском, первое место взял, машину дали, теперь на ней сын ездит, а мне этот «Муравей» во как нужон. До прошлого года работал на комбайне, сор-рок лет на ем работал. Вот счас только вышел на пенсию, и то подсобляю, у школьников сторожую, хе-хе-хе. И в насосной — тоже.
Николай Петрович все почему-то подхихикивал. Скажет, и смешно ему вроде, заканчивает хихиканьем, тихим таким, плавающим.
— Трудюсь и счас, Михал Михалыч, не отдыхаю, хе-хе-хе…
— А что в ученической бригаде? Как работают школьники? Хорошо?
— Ну как работают. Рабо-отают. Ну как-то по-другому надо, не слухают дюже.
— А как по-другому?
— Не-е, бить не надо, бить нельзя, а вот не слухают. Струмент друг у дружки тянут, ломают, ага. Скажешь им, а нет, не слухают, ты, говорит, дед отработал свое, уходи, удочки, говорит, сматывай и уходи, мы сами. Вот какое дело. А так что ж, хорошо сделали, нехай работают, польза для их большая.
— Все-таки лучше, чем баклуши бить?
— Да, лучше, конечно, лучше.
— А ваши внуки?
— Да мои давно уж выросли. Шоферами работают. Один в городе, другой тут шоферит.
— Учиться не схотели дальше?
— Ты, дед, говорят, не учился, а бригадиром работал, а мы как-нибудь шоферами без учения будем. Десять классов покончали, да-а… А дальше не…
— А сын? Как он живет? Где?
— Он в доме. Дали ему дом от совхоза, ага, хороший дом. А нынче ж они не хочут вместе жить, и внуки хочут сами, вот у их нету еще домов. А строить, знаешь, как строить? Ага. Этого привези, этого достань, кирпич, песок привези, цемент нужон. Достал, а он тут как тут. Где взял? Документы? И пошло. Один внук у меня построил, уже под стропила подвел. А они — давай документы, где кирпич брал? Туды-сюды, пристали. А где брал? Вышел на асфальт, остановил машину, вот и взял.
— И чем кончилось?
— Да пока ничем. Вот так, хе-хе-хе. Пока ничем не кончилось. У меня этот внук на тракторе работал, все мог привезть.
— А теперь на бортовой?
— Не. Возил этого, зоотехника. Ну не поладили. Они ж, начальники, теперь сами за руль садятся. Ездиит, ездиит днем, а она ж техника, она уход любит, а он гоняет ее, гоняет, а потом бросил, ремонтируй. Он днем гоняет, а внук, значит, ночью ремонтируй, сказал — не понравилось, ну не поладили. Ушел. На водовозку. Тут же. Энтому привез — магарыч, садись, выпей. Энтому привез — опять выпей.
— Выпивать стал?
— Ну да, стал выпивать. С семьей стало не ладиться. Приедет, а сам выпимши, ну чего, нехорошо. И пошли нелады. Вот. Теперь на тракторе, теперь ничего. Наладилось. Хорошо работает.
— А воду как возил?
— По отарам, чабанам. Ага. Привез, а чабаны ж знаете какие. Садись и все такое… Хе-хе-хе…
— Но ведь он свою работу выполнял? За что же магарыч?
— Ну как за что? Они ж такие, может, бензинчику попросит, у каждого ж мотоцикл. Ага. Нет, говорю, уйди, Ваня, с машины, с водовозки, уйди! Ушел.
— Так, а вы как живете? Что держите дома?
— А ничего. Ни скоту нету, ни овечек, ничего.
— И поросенка не держите?
— И поросенка нету. Ничего, одни куры. Держали гусей, ну и гусей теперь нету. Одни куры.
— А почему ж поросенка?
— У меня, знаете, печень, ага, нельзя есть. И у жены печень. Так что ничего не держим. Сад у меня свой. Кустов? Кустов двести пятьдесят. Вино? И вино давим, и виноград сдаем. Прошлый год сдал на четыре сотни.
— А пенсия у вас?