— Да, бросили меня одну и думаете — хорошо. Я тоже отпросилась.
— Доченька, — кинулась Татьяна к Зине, — не серчай, проходи, садись вот рядом со мной.
Не успели поблагодарить Зину, опять отворилась дверь, и на пороге стали трое. Впереди директор Михал Михалыч, за ним парторг Сирота и Анатолий Васильевич, профсоюзный начальник.
— Позвонил военком, — сказал директор, — и просил проводить как следует нашего героя. Так что принимайте нас, деться вам некуда.
Все засуетились, и, когда уселись за семейным столом, в тесноте, да не в обиде, тут уже встал из-за стола парторг.
— Собственно, мы шли на одно мероприятие, а попали совсем на другое, как я понимаю. Но и об этом мы догадывались. Слух прошел по нашей цыгановской земле. Значит, такое дело. Сергей без подсказок выбрал решение, на какое не каждый способен из молодых людей, и мы гордимся, что и у нас есть такой парень. Естественно, он не нуждается в наших наставлениях и напутствиях, он политически зрелый человек. Нам остается только пожелать тебе, Сергей, счастливого пути и счастливой службы, боевых успехов. Просим передать афганским ребятам наш пламенный, революционный привет. Но, пожалуйста, не думайте, что мы пришли с одними словами. Анатолий Васильевич! Передайте наш подарок от руководства совхоза на обзаведение молодой семьи.
Профорг вынул из своего начальнического портфеля пакет, перевязанный лентой, и протянул его Зое. Сережа в ту минуту залился краской, все-таки не обошлось без подношений, но ничего не поделаешь, начальство.
— И это не все, — продолжал парторг Сирота. — Мы, руководители совхоза, в полном составе, то есть втроем, приняли такое решение. Я сейчас зачитаю его. — И он вынул из внутреннего кармана пиджака свернутую бумажку, развернул ее, разгладил на ладони и прочитал, чуть повысив голос. Он прочитал решение о том, что по окончании службы Сергею Харченко и его молодой супруге Зое Лариной, комбайнеру и доярке совхоза, выделяется квартира в новом доме, с необходимой мебелью. — Все. Бумага за тремя подписями. Имеет силу закона. Поздравляю молодых. Желаю Сергею ратных успехов на поле брани с международным империализмом.
Парторг и гости дружно аплодировали. У Татьяны и Катерины выступили слезы на глазах. Тут была и радость, и материнский страх беды. Им хотелось забыть о своей тревоге, но мать есть мать, да и слезы у них всегда наготове.
Чтобы с первого дня соблюсти равноправие, после чая все собрались поехать к Лариным, к Зоиным родителям. Сережа, естественно, посадил на свой мотоцикл жену свою Зою. Отец Сережин в свой мотоцикл с коляской посадил Зоиных родителей, хозяев дома, куда все сейчас отправлялись.
Еще издали Сергей увидел перед воротами «жигуленка». Во дворе Зойкин дядя Паша и бабушка с тетей Валей. Пашка сидел перед псом, чесал его за ухом, женщины за столиком перед летней кухней.
— Ага! Значит, скрылись от родни, свадьбу зажилили и думают — хорошо, — говорил Пашка на ходу, оставив собаку и направляясь к молодой чете. — Вот, Валь, твоя артистка, вот отчубучила, слухов сколько по Непочетке. Новое чтой-то затеяли, ребята, без свадьбы, хоть бы своей какой-нибудь, комсомольской. Нет, ничего нам не надо, ага. Молодцы.
Зоя тихонько, как бывало у Пашки дома, сказала:
— Вот, дядя, познакомься, Сережа.
Пашка пожал крепкую руку.
— Мы с им друзья. Все путем, — сказал он.
Пошли к бабушке и тете Вале. Бабушка сидела под своими платками, которыми была закутана ее голова, сидела молча в куче тряпья, так показалось Сергею, и было неприятно ему, когда Зоя, наклонясь к старухе, приобняла ее. С Валентиной-Вассой обнялась. Валентина губы сморщила, на верхней появились складочки, это она, видимо, выражала свое неудовольствие. Что-то не по ней было во всем этом замужестве девочки, Зойки. Не привыкшая хранить про себя свои чувства, она натужно улыбалась, поздравляла неискренне.
— Зой! — обратился Пашка к племяннице. — Я по-вашему не понимаю, родители Сергея тоже у вас в стороне, так, что ль?
— Нет, Сережин папа уехал за Сережиной мамой, сейчас приедут.
— Понял, Зоя, все понял.
У Лариных не обедали, съели холодец и начали пить новый чай. Пашка предложил за молодых, но это и тут не прошло. Пили чай.
24. В День хлебороба
Самая главная работа на селе, уборка урожая, закончилась в первой декаде июля. Но жизнь не остановилась, а продолжалась, может быть, еще более хлопотно. Уборка зерновых — это один сосредоточенный фронт, куда брошены были все силы. Теперь же работа раздробилась, пошла по разным руслам, и ничего нельзя упустить, все надо держать в центре внимания: уход за посевами пропашных культур, подготовка почвы под урожай будущего года, вспашка полупара, очистка семян озимых и яровых культур, уход за парами, закладка силоса. И самое главное — подготовить и сдать зерно государству. Рассчитаться, засыпать семена под будущий урожай — вот тогда с легкой душой можно вздохнуть и отпраздновать полное завершение страды. В прошлом году праздновали тринадцатого августа, нынче решили отложить торжество на конец месяца, на последнюю субботу.