Мы все мертвы

Джей сжимала пальцами дверную ручку и не решалась сделать рывок. Она говорила себе, что тяжело так просто открыть дверь, к которой тебе долгое время запрещали прикасаться, – но на самом деле она лишь боялась увидеть там гостя-мать.

Это было бы слишком жестоко, но ты этого заслуживаешь, нет-нет, это просто было бы жестоко.

И всё же Джей, зажмурившись, повернула ручку и со скрипом отворила проклятущую дверь. В нос тут же ударил спёртый воздух, противный и пыльный, – но в этом воздухе, вероятно, была частичка мамы.

Там повсюду должны были быть её волосы. Её травы, все изобретения или чем она занималась. Эта комната – вся она.

Джей быстро перешагнула через порог, громко захлопнув дверь. Всё ещё не открывая глаза. Открыть их было бы неправильно. Как будто тем самым она нарушила бы приказ отца.

Джей сжалась, ожидая, что голос внутри неё опять съязвит. Но он молчал. И молчала комната, молчал воздух, молчало её сердце. В комнате было пусто, жарко и пыльно, но эта тишина, внутри и снаружи, казалась самой приятной тишиной на свете.

Не тревожной. Не предвещающей беды и гостей.

И Джей стояла с закрытыми глазами, обнимая себя за плечи, чувствуя, как скатываются маленькие слезинки по щекам, оседая на губах солёной влагой.

Словно мама обнимала её со спины, извиняясь за все годы своего отсутствия. И Джей её прощала. Прощала хотя бы за минуту спокойной тишины без запаха пепла. И, прощая и представляя маму за спиной, Джей понимала, что больше не сможет бороться. Лина-гость и разрушенная оборона дома, томик «Лесных историй», пустая память – всё это раз за разом наносило удары по её телу и сердцу.

Она не сможет выйти из этой комнаты легко и спокойно и продолжить свою борьбу. Больше нет.

– Не стоило заходить сюда, – прошептала Джей и открыла глаза, уставившись на огромный шкаф у двери.

Не стоило.

Тело обмякло в этой тишине, шкаф перед глазами поплыл и покрылся тёмными пятнами, и Джей осела на пол, прижимая колени к груди, и завалилась на бок, чувствуя, что не может больше держаться. Она снова закрыла глаза, растворяясь в безопасном воздухе маминой мастерской.

* * *

Джей проснулась.

Тело болело, конечности ломало, и, кажется, на ногах были синяки. Ей, наверное, снились кошмары, и она била себя и всё вокруг в страшном сне.

Она огляделась: мамина мастерская была сплошь забита коробками и пустыми склянками. Коробки закрыты и покрылись толстым слоем пыли. В углах виднелась старая серая паутина.

Джей всегда обходила эту комнату при уборке – и теперь, растерянно оглядываясь по сторонам, насчитала уже десять коробок и три комка паутины, а ещё один большой шкаф и один маленький, перевёрнутый.

Один стол. Большой, как у отца. Решётки на окнах.

Джей встала и покачала головой, пытаясь сбросить с себя остатки сна.

Она прошлась до конца комнаты и заглянула в одну из коробок у окна. Эта оказалась открытой и полностью забитой мамиными рисунками.

Джей взяла верхний листок, смахнула с него пыль – и увидела тщательно нарисованные деревья.

Любовь

За год до

Джей осторожно ступала по лестнице, удерживая одной рукой и плечом огромный мешок с мусором, а другой – забытую на подоконнике книгу Лины.

День уборки было принято не любить, но теперь всё менялось.

Она прислушивалась к себе, аккуратно переходя с одной ступеньки на другую. Тряслись ноги и немного – рука, в которой она отчаянно пыталась удержать мешок. Но ничего – внутри.

Джей так привыкла раздражаться на всё скучное и злое – от уборки до криков бабушки, – что даже не поняла, когда это поменялось.

Ещё пара шагов, и наконец лестница закончилась. У двери её ждало такое же огромное ведро. Она подошла к нему, выгрузила туда содержимое мешка, бросила мешок на пол и прислонилась к двери. По лбу стекали капельки пота.

А ведь было только утро. Она собрала мусор со всех трёх этажей, и теперь эти же этажи надо было подмести, промыть влажной тряпкой и, по-хорошему, стереть со всей мебели пыль. Кроме, конечно же, мастерской матери: её уборкой занималась только сама мать (или отец? или Лина?).

Мысли о маме витали в воздухе, словно назойливая муха, и Джей отвернулась от них, переместив всё своё внимание на мусорное ведро.

Вчера у Лины с отцом была какая-то особая практика, и на неё возложили уборку последствий – остатки работы беспорядочно лежали на полу в виде мокрой травы и отрезанных стеблей. И ещё каких-то зелёных пятен, издававших аромат хвои – слишком резкий, отчего приходилось морщиться.

Было много листков бумаги. Тарелки с воском. Посуда. А ещё в мастерской у Джей слезились глаза.

Она даже не стала спрашивать – в какой-то момент она перестала интересоваться всем происходящим в доме. Хотя Джей легко выполняла приказания отца и даже делала его небольшие задания вроде тех, которые он упаковывал ей в коробки и подсовывал раньше по выходным.

Теперь же необходимости не было. Она всё делала так, как нужно.