Мы воплотим богов

Я лежала и следила за игрой света на потолке шатра. Я почти не спала, но нам пришлось остановиться и отдохнуть, иначе к Симаю мы подошли бы слишком измотанными.

Накануне у меня не было времени поразмыслить, только идти вперед, найти Эдо, свернуть лагерь и ускакать как можно дальше на юг до наступления темноты, оставив проклятый павильон далеко позади.

– Мико? – раздался тихий голос снаружи, и свернувшаяся у моих ног Чичи подняла голову. – Ты не спишь?

– К сожалению.

Зашуршала ткань, и Сичи сунула голову в крохотное пространство шатра. Она поморщилась.

– Я тоже не могу заснуть. Солдаты Эдо сварили что-то вроде пшенки с сушеными ягодами, пахнет неплохо. Нуру и Тор ускакали с разведчиками, но Эдо нашел немного чая, если хочешь к нам присоединиться.

Я встала, накинула поверх мешанины из нижнего платья и рубах огромный плащ и вышла в морозное утро. Чичи последовала за мной, остановившись на пороге, чтобы потянуться и отряхнуться.

– Как проста жизнь собаки, – сказала я. – Завидую.

Сичи повела нас по лагерю, который мы в спешке устроили накануне вечером – по сравнению с настоящим кисианским лагерем он выглядел скопищем лачуг. Некоторые шатры уже сворачивали, загружали повозки и седлали лошадей, но, несмотря на всю суету, стояла такая напряженная тишина, словно мы боялись пробудить мертвых. Чичи беззаботно бежала за мной по пятам сквозь туман, ненадолго вызывая у солдат улыбки. А мой страх как будто просачивался сквозь кожу.

Эдо сидел на циновке перед остатками костра и еще не надел многослойные доспехи поверх простой рубашки и штанов. В мягкой ткани он был похож на прежнего Эдо из моего детства, а не воина, которым стал. Мою кожу словно иголками кольнула боль прежней любви, всплывшей из глубин сердца. Насколько все было бы по-другому, если был бы жив Танака. Эдо наверняка улыбался бы, а не смотрел с тоской на лагерь, в котором нет любимого.

– Чаю? – спросил он и, когда мы опустились рядом с ним на колени, налил три пиалы.

Эдо выбрал место под открытым небом, но укромное, за двумя большими шатрами, где редко проходил кто-нибудь из солдат.

Пока нам несли еду, я взяла пиалу и сдула пар. Подали три оловянные миски с пшенкой. Я никогда ее не любила, но от запаха в животе заурчало.

– Спасибо, Вен, – сказал Эдо, и слуга с поклоном удалился, оставив нас наедине с кашей, спитым чаем и в унылом обществе друг друга.

Вчера вечером мы почти не разговаривали, помимо необходимого для приготовлений, а теперь появилось время, но никто не проронил ни слова. Некоторое время мы потягивали чай, глотали кашу и просто смотрели на догорающие угли.

Наконец я глубоко вздохнула.

– Нам нужен план.

– Мы вряд ли что-то придумаем, пока не доберемся до Симая и не узнаем, как там обстоят дела, – ответил Эдо, проглотив ложку каши. – Новости о том, что там произошло и каким образом, скудные, а, не зная, какие укрепления разрушены и насколько велика чилтейская армия, мы мало что можем сделать.

Он говорил таким уверенным и командным тоном, и я залюбовалась им, не прислушиваясь к словам и не переставая сожалеть, что здесь нет Танаки. Какие из них вышли бы императоры!

– Мико?

Я моргнула.

– Прости, ты что-то сказал?

– Ты странно на меня смотришь. Не согласна с моей оценкой?

– Я… – Я боялась ответить правдиво, зная, что причиню ему боль. – Нет, я думала о Танаке. О том, как он обрадовался бы, увидев тебя во главе целой армии, как будто ты всю жизнь только этим и занимался.

Эдо отвернулся, и я протянула руку над углями и положила на его ладонь. В моих глазах выступили слезы, я не сумела их сдержать.

– Он так гордился бы тобой, Эдо. Надеюсь, гордился бы нами обоими, но… Прости, зря я это сказала.

– Нет-нет, – хрипло проговорил он. – Я… Я часто о нем думаю. Всегда. Но… о боги, Коко, как же я по нему скучаю. Как будто я сам – один сгусток горя, всего лишь ходячая пустая оболочка, и всегда ей останусь.

Забыв про завтрак, я поворошила догорающие угли и обняла Эдо. Он зарылся лицом в мое плечо и содрогнулся от беззвучного горя, которое сдерживал, как и я. Я ведь постоянно уверяла себя, что дам волю чувствам, когда все закончится и я наконец передохну. Но, обхватив его дрожащее тело руками, я поняла, что это время никогда не наступит.

Сичи тоже прижалась к нам, и, ощутив ее мягкие руки, запах и тепло, я все-таки расплакалась. Я вечно отгоняла эмоции, подавляла их и отрицала, но, когда потекли слезы, начала всхлипывать и дрожать, не сдерживаясь. Танаки и матушки больше нет, и я даже не могу с ними попрощаться. Раха я тоже потеряла, хоть и по-другому. Как и генерала Китадо. И генерала Рёдзи, а я ведь так надеялась, что он не пополнит список тех, кого мне пришлось оплакивать. Мейлян. Кой. Мой дом. Когда-то империя была крепким наследием императора Кина, и он мог бы бережно передать ее мне, как драгоценную реликвию. Но вместо этого они с матушкой делили империю, и она разбилась о землю у моих ног, а мне придется собирать осколки.

Так мы и сидели втроем – комок слез, горя и боли, – и, поскольку разделили эту боль, она казалась не такой ужасной.