Мы воплотим богов

По мере нашего приближения люди увеличивались в размерах, я начинала различать в цветных пятнах одежду и черты лиц, но из-за плохого зрения не разглядела, что одна из двоих – женщина, пока мы не оказались совсем рядом. Я пробыла в Кисии достаточно долго, чтобы удивиться.

– Кто эта женщина? – тихо спросила я, спешиваясь.

– Точно не знаю, – признался Аурус, тоже спрыгивая с седла. – Но могу предположить, что это матушка Ли, единственная женщина, когда-либо занимавшая религиозную должность в Кисии, насколько мне известно. У вас много общего.

Оставив лошадей слугам, мы подошли к поднявшейся навстречу паре. Матушка Ли была одета в простое серое платье с высокой горловиной, подвязанное белым кушаком. Но мое внимание привлекла строгая прямая линия ее губ. Поскольку мы уже второй раз пытались отнять у нее дом, я не могла ее за это винить.

Ее спутник, напротив, облачился в яркие, переливающиеся темно-синие и серебряные шелка. Возможно, он надеялся ослепить нас своей важностью, так же как и пристыдить хмурым видом. Секретарь Аурус, одетый не менее великолепно и обладавший непоколебимым спокойствием, как будто ничего не заметил.

Когда мы сели за стол, пара слуг представила нас друг другу на кисианском языке. Аурус настоял, чтобы я не брала с собой Ошара, поэтому мне оставалось лишь кивнуть, когда произнесли мое имя, а затем сидеть и гадать по выражениям лиц и тону голоса, насколько удачно проходит встреча.

Первым заговорил губернатор. Я не запомнила его имя, мой взгляд был прикован к матушке Ли. Она держалась со спокойным благочестием, которого так не хватало мне, но ее взгляд мог бы прожечь маску на моем лице. В ее глазах пылала ненависть ко всему, за что я выступала, тем ярче, чем спокойнее она держалась.

Когда пришел черед Ауруса, он ответил в своей обычной безмятежной манере, и, не в силах более выдерживать взгляд матушки Ли, я повернулась к губернатору. Вероятно, они с секретарем обменялись любезностями, натянув на лица улыбки, в то время как ворота города оставались накрепко закрытыми. Потрепанные старые ворота, почерневшие по краям. В прошлый раз они продержались недолго, чилтейские осадные орудия пробили их и заставили город сдаться. Оставалось надеяться, что кисианцы вспомнят об этом и сдадутся, а не станут сражаться.

Морщина на лбу губернатора стала первым признаком несогласия. Тон Ауруса не изменился, но губернатор нахмурился еще сильнее и даже вздрогнул. Резко вдохнув, вмешалась матушка Ли. «Нет» – одно из немногих понятных мне слов, и, хотя остальная речь ничего для меня не значила, ее решительный отказ был очевиден. Какие бы условия ни предложил Аурус, они оказались неприемлемы для кисианской гордости.

Секретарь Аурус казался невозмутимым, и я задалась вопросом, может ли вообще гнев или ненависть нарушить его спокойствие. Когда он ответил, матушка Ли вскочила на ноги с прытью человека, случайно севшего на горящую свечу.

– Они не сдаются? – спросила я, взглянув на секретаря.

– Нет, я…

– Левантийка?

Матушка Ли уже собиралась уходить, но звук моего голоса заставил ее пристально посмотреть на меня.

– Да, – ответила я, надеясь, что произношу кисианское слово достаточно четко.

Матушка Ли выгнула брови. Я не поняла ее следующий вопрос, но он был не менее острым.

На этот раз Аурус ответил да, и губернатор уставился на меня так же пристально, как матушка Ли. Но он просто смотрел, а матушка Ли подалась вперед, положив ладони на стол. Я старалась не дрогнуть и не шевелиться, пока ее глаза буравили меня, а губы скривились в оскале. Мне не требовалось понимать ее слова, чтобы почувствовать в них яд и отвращение. Закончив, она яростно плюнула мне в лицо. Капли попали на маску, и я задохнулась от потрясения, а матушка Ли бросила последний взгляд на Ауруса, развернулась и зашагала обратно к городским воротам.

– Что ж, – произнес ничуть не смутившийся Аурус. – Это было неожиданно. Тем не менее, я считаю, что все прошло неплохо.

Весь обратный путь мы молчали. Аурус, несомненно, планировал дальнейшие шаги, а я не могла думать ни о чем, кроме ветерка, охлаждавшего влажную ткань на лице. Матушка Ли ненавидела меня. Не за то, что я сказала или сделала, а просто за само мое существование – левантийки, облаченной в священные одежды Чилтея. Я пыталась убедить себя, что она ненавидит только мантию и маску, но ведь она видела их с того момента, как я прибыла.

– Они встретятся с нами на поле боя? – спросила я, когда мы подъезжали к лагерю, а свита тащилась позади.

– Полагаю, что так, – ответил Аурус, взглянув на меня. – Вы должны повести солдат на бой, но затем держаться позади и беречь себя. Я выбрал несколько всадников охранять вас. Они не так искусны, как левантийцы, но, надеюсь, справятся, пока вы не сможете выбраться оттуда.

– Думаете, я не могу сражаться?

– Я этого не говорил. Вы были капитаном Клинков. Полагаю, вы великолепно сражаетесь, но, учитывая поврежденные глаза и вашу значимость, я считаю неразумным сражаться серьезнее, чем необходимо для вида.

Мы быстро приближались к лагерю, и времени оставалось всё меньше. Я кашлянула и сказала: