Мы вместе «До», а как жить «После»?

Боже, меня так накрыло в этот момент… Смотрю на Лешину маму: потерянная, брошенная всеми, отвергнутая любимым человеком, та… кто радуется простому вниманию.

Что ж ты, Сафронова, натворила? Прав Стас, я своими обидками и Лешке больно сделала, и его родителям. Вот дураа-а-а…

— Мне все нравится! — выпаливаю, подхожу и обнимаю Анну Львовну. — Я все заберу. Покупайте мне еще, у вас вкус хороший.

Сглатываю слезы, чувствуя, как трясется рядом та, кто дала Леше жизнь.

— И я… такая дура, Анна Львовна… Такая дура… Простите меня…

— Машенька? — ошарашенно смотрит на меня женщина. — Ты чего это? А ну-ка переставай плакать. Ты не дура. Я бы сама себя ненавидела. Правда. Мне очень стыдно. Прости меня…

— Простила. Давно! Давайте будем счастливыми, а? Не позволяйте себя обижать, — прошу ее, забирая из ее рук платок и высмаркиваясь. — На море рванем вместе… А еще через полгода у вас появится еще внук или внучка… Ну, чуть больше, по сроку…

— Господи, Машенька… — шепчет она и прижимает меня сильнее. — Спасибо тебе, милая… Спасибо…

— У меня совсем нет ничего из одежды для беременных… — ляпаю невпопад, не зная, как реагировать на все эти благодарности.

— Хочешь, вместе поедем и … — она тушуется.

— Ой, здорово! А я боялась, что не предложите, — подхожу к кровати и сажусь на край. — Мы сегодня будем тут спать. Можно?

— А вы с ночевкой? — светится вся. — Конечно! Где угодно. Пройди по дому, присмотрись.

— Я выбрала, — улыбаюсь.

Мы какое-то время еще болтаем с Анной Львовной. Я рассказываю об Антоне, о родителях. Решаем, что пора знакомиться старшему поколению.

Только вот у меня зудит мысль, что надо помирить предков Леши. Обязательно. Тогда всем станет легче. А главное, моему любимому мужчине. Он хоть и не показывает, но я чувствую, что переживает.

Мы спускаемся в хорошем расположении духа, только Антипов сразу все считывает с моего лица. Подрывается, но я тут же увожу мужа подальше. Не хватало, чтобы дров наломал по незнанию.

— Детка, что случилось? — нежит мое лицо в сильных ладонях, гладит большими пальцами. — Ты плакала, Маш? Что она тебе сказала? Не слушай никого, поняла? Я твой и всегда буду твоим, кукла. Поехали домой…

— Леш, ты чего завелся? — обнимаю его, целую, привстав на носочки. — Твоя мама мне купила много красивых вещей, а мне некому их показать… А еще, мы поговорили и собираемся по магазинам…

— Она тебя не обидела? — ищет признаки лжи на моем лице.

— Антипов, она твоя мама. Любит тебя и желает счастья. А без матрешки, Лешенька, у тебя пойдет насмарку жизнь личная и половая…

Силюсь сдержать смех, потому что у Антипова сейчас такое циничное выражение лица… Этот прищур… Кромка идеальных белых зубов, царапающих нижнюю губу… Слегка склоненная набок голова.

Боже, какой же он красивый…

Ну, привет, мажор!

— Детка, хочешь, я покажу тебе свою комнату? — вкрадчиво, многообещающе…

— Не особо, но я могу показать тебе свою… — вздергиваю бровь.

— В твоей есть ремень и наручники? — нависает, упершись ладонью в стену, а между пальцами другой, пропускает мои волосы.

— В моей есть большая кровать и зеркало во всю стену… — ворожу, кокетливо рисуя вензеля на его груди.

— Блять, что ж ты делаешь, кукла? — с тихим рыком трется носом о мои скулы и висок.

— Вопрос, почему ты... еще ничего не делаешь? — выдыхаю, стараясь поймать его нежные губы.

— Нас не ждите! Антон, присмотри за дедом и бабушкой! — оглушает Леша и хватает меня на руки, утаскивая наверх.

Ой, какая стыдоба-а-а… Мы же в гости приехали.

Едва добираемся до второго этажа, как раздается звон битого стекла. Антипов замирает и аккуратно ставит меня на пол.

— Стой тут, Машк. Я сейчас.

Он быстро сбегает вниз, а я шурую следом. Не собираюсь стоять в стороне. Там, вообще-то, мой сын.

… Который и начал полный беспредел!

— Бабушка Наташа говорит, что леди должны бить посуду, — кивает Антон, сидя на столе, среди тарелок с едой, и таская в рот буженину.

— Аня, он же ребенок, — вскинув руки в защитном жесте, уговаривает Олег Андреевич жену одуматься, стоя у окна.

— Вот еще тарелка! — тут же вмешивается Тоша.

— Спасибо, родной, — берет в руки фарфор Анна Львовна и швыряет об пол, ближе к мужу.

— Аня!

— Ты вспомнил, как меня зовут?!

— Я не забывал!

Бах! И посуда снова полетела об пол.

Мы с Лешкой стоим в проходе и наблюдаем. Не знаю почему, но мне очень весело. Я тоже хочу.

— Лера! — кричит мама Леши. — Принеси сервиз из шкафа!

— Не сметь! — орет Олег Андреевич. — Ань, давай поговорим, а?

— Несите все тарелки! — попискивает Антон. Господи, вот достанется же кому-то чудо…Привык, что мы дома бесимся и ничего не боится.

Самое смешное, что мимо нас пробегает горничная с горой посуды. Дово-о-ольная, жуть!

— Что за пиздец творится в этом доме? — закрывает Лешка ладонью лицо, и угорает.

— Примирение, любимый… Я тоже так хочу…

— Детка, на хуй такое примирение. Давай не будем ссориться, — обнимает меня за шею муж.

… В каком бы пылу ни были взрослые, но тарелки летали подальше от ребенка. Тот заливался всякий раз смехом, а потом и сам скидывал со стола все, что мог.