– Похоже, ваша слава, фрау Джулия Крюгер, идет в этом мире впереди вас, – усмехнулся Денис.
– А то, – пробурчала Юля и вновь покосилась на Йосю: – Розенберг, перейду сразу к делу! Нам нужно, чтобы ты нашел для нас одного человека, думаю, с твоими обширными связями это не составит для тебя никакого труда.
– Фрау Крюгер, но откуда у меня, простого старого еврея, могут быть обширные связи… – начал было Йося, скорее инстинктивно, по привычке, для набивания цены за услуги, но, увидев недовольно сдвинувшиеся брови фашистской шпионки, если верить слухам, собственноручно отправившей на свидание с Иеговой более сотни потомков Авраама, тут же прикусил язык и, опустив взгляд, произнес: – Как его имя?
– Лыков Максим Эдуардович! – вместо Юли произнес Денис.
– Могли бы и сами догадаться, – взирая на Петропавловскую крепость, произнес Денис. – Где еще может находиться человек, неугодный императору в царской России, как не здесь?!
Друзья расположились на Петроградской стороне в Александровском парке. Ночь еще не закончилась, в парке было свежо и пусто, лишь какой-то бездомный, укрывшись газетой, спал на одной из лавок. Они смотрели на Заячий остров, на ощетинившуюся, как в былые столетия, Петропавловскую крепость, на собор Святых апостолов Петра и Павла и его купол, так не похожий на купол православного храма, украшенный не простым крестом, а золотым ангелом, поблескивающим на фоне луны.
– Зато плутать не придется, поскольку мы точно знаем, в какой он камере, а это уже полдела, – сказала Юля.
– Да и сама тюрьма знакома как облупленная, я в ней все входы и выходы знаю, как тайные, так и явные, – разминая пудовые кулачища, сказал Игорек, будто ворваться в самую охраняемую тюрьму новой Российской империи было для него чем-то обыденным.
Фадеев лишь покачал головой. Извлечение Лыкова казалось ему чистым суицидом. Из оружия всего три плазменных маузера, экипировки никакой, подготовки тоже, лишь пресловутый эффект неожиданности и то до определенного момента. Но иного выхода не имелось.
Неожиданно в парке показалась дама с коляской. В легком сером плащике, пернатой шляпке, она медленно катила коляску перед собой и что-то напевала. Поравнявшись с троицей, женщина остановилась и нагнулась над коляской, возможно, чтобы поправить ребенку одеяльце, поскольку ночная питерская погода была весьма промозглой.
«Постойте! Какого лешего она в пятом часу утра делает одна в парке с ребенком?» – с запозданием подумал Фадеев и потянулся за плазменным маузером, но не успел.
Два серебристых дула оказались направлены на Юлю и Игорька. Ладонь Дениса уже легла на рукоять пистолета, как вдруг у горла он ощутил холодную сталь ножа. «Бомжа» на лавочке неподалеку уже не было, лишь его газета перелистывалась от легкого ветерка.
– Без глуп-пость, парейн, – с сильным акцентом произнес бомж, слегка надавив лезвием на горло Дениса, явно для придания веса собственным словам.
Дама в пернатой шляпке сделала шаг, и фонарь осветил ее лицо.
– Моника?! – прорычал Игорек и надменно усмехнулся. – И кто же ты в этом мире?
– Та же, кто и вы, – холодно произнесла Моника. – Мы такие же попаданцы в эту чуждую измененную реальность, как и вы! – Она опустила пистолеты. – Потолкуем?
Игорек сверкнул глазами, его отношение к бывшей сослуживице, переметнувшейся на сторону потенциального противника, было понятно.
– Ну, давай, коль не шутишь, – хмыкнул богатырь.
Через полчаса обе истории были рассказаны. История группы Моники, вернее, тех, кто от нее остался, а это сама руководительница и молчавший бомж, была поведана сухо и без подробностей. Оказывается, после случая с Сатановским-Распутиным западный отдел извлечения попаданцев решил вести негласный контроль за командой Громова, испугавшись, что русские партнеры что-то замыслили. Из-за этой игры в шпионов иностранные коллеги и оказались в прошлом злополучного 17 июля 1918 года в ночь расстрела царской семьи, когда из-за оплошности Дениса изменился ход всей мировой истории. Ну а дальше судьба коллег оказалась подобна судьбе друзей. Группа Моники просто шла по следу команды Громова через времена юрского периода, где они потеряли двоих, сквозь эпоху правления Рима к новому, изменившемуся миру. Только вот в этом мире им удалось остаться незамеченными, в отличие от друзей.
– То есть ты предлагаешь действовать сообща?! – скривился Игорек, будто проглотив дюжину лимонов, приправленных горчицей.
– Иного выбора у нас нет, – пожала плечами Моника. – Мы с вами в западне, в чуждом для нас мире, мире, для которого само наше существование уже угроза. Ни новый Громов, ни тем более этот самозваный император Николай Третий не допустят нашего существования и сделают все возможное, чтобы прервать линии наших жизней.
– Пусть сначала доберутся, – хмыкнул Фадеев, хотя, в целом, был согласен с Моникой или, как ее звали раньше, Марией Ивановной Казак.
Моника взглянула на Дениса с легким пренебрежением.
– Поверь, Громов доберется, я его хорошо знаю. При первом удачно подвернувшемся разрыве материи он отправится в прошлое, чтобы удавить тебя в колыбельке!