Мы против вас

Она не спросила, почему Видара выпускают, кто это устроил, но Теему терзало беспокойство. Он твердил себе, что хочет того же, чего хотят все обычные люди: чтобы младший брат был дома, чтобы мама была счастлива, чтобы они все жили обычной жизнью. Но он кривил душой: Теему стремился защищать мать и брата, это был его долг и идея фикс.

– My baby, my baby, coming home to mama! – напевала мать.

Теему больше ни о чем не думал. Группировка никогда не была такой изощренной полувоенной организацией, как считали в городе. В ответ на вопросы какого-нибудь приезжего бьорнстадцы отвечали: «Что за Группировка?» или «Теему… кто это?» – но они и правда не вполне понимали, что такое Группировка. Теему не был диктатором: черные куртки на самом деле объединяла любовь – во-первых, к хоккею, а во-вторых – друг к другу. Политики, шишки из правления клуба и журналисты с удовольствием поносили «гопников», когда этого требовали их цели, но эти жадные свиньи никогда не любили ни клуб, ни город так, как Группировка.

Два лучших друга Теему, Паук и Плотник, дрались как звери. Но они никогда не поднимали руку на безвинного, а когда несколько лет назад по лесу пронесся самый страшный за несколько лет ураган, они ходили из дома в дом и расчищали сады от упавших деревьев, перекрывали крыши, вставляли окна и не брали за это ни гроша. А где в те дни были журналисты и шишки из правления? В полицейских отчетах Паука и Плотника называли «бандитами», но и сегодня, когда «бандиты» проходили мимо тех домов, хозяева зазывали их на кофе. Теему не обольщался насчет того, что у парней золотое сердце. Но понятие о чести у них было. На свой манер.

Паука в детстве травили в школе, он не хотел принимать душ после физкультуры, мальчишки в классе решили, что он «гомик», затащили его в душ и избили скрученными полотенцами. «Гомик» считалось у них худшим оскорблением – слабак, слабее которого не бывает. После этого Паук возненавидел, во-первых, гомиков, а во-вторых – тех, кто травит слабого.

После одного выездного матча лет шесть-семь назад Группировку задержали копы. Младший брат Теему, Видар, которому тогда было всего двенадцать, сидел один в «Макдоналдсе», туда-то и направилась толпа фанатов противника. Сообразив это, Паук вырвался от полицейских. Не смогли удержать ни собаки, ни конная полиция, ни оперативная группа. Двадцать минут они с Видаром сражались в том «Макдоналдсе», двадцать минут бились с вражескими фанатами; Паук отправил четверых в больницу, а двенадцатилетний Видар разломал стул и дрался ножкой, как дубинкой. Он уже тогда был боец.

Плотник на первый взгляд сильно отличался от Паука. Он вырос в полной семье, жил на окраине Холма, работал в отцовской фирме. Но он носил в себе то же, что и Паук. Когда Плотник был подростком, его двоюродную сестру изнасиловал приехавший в отпуск говнюк. Когда Теему услышал об этом, он угнал машину, мчался всю ночь и успел в аэропорт как раз вовремя, чтобы не дать Плотнику ворваться в самолет, потому что тот собрался лететь и биться с целой страной. Парень плакал от ярости, Теему обнимал его, и сжатые кулаки Плотника лежали на его спине.

Теперь у Плотника была подружка, сотрудница местного управления муниципального жилья, у них недавно родилась дочь. Плотник и убедил Теему весной, что Группировке стоит взять сторону Маи Андерсон, а не Кевина Эрдаля. «Мне наплевать, в каком дивизионе мы окажемся, хоть ниже нижнего, я все равно буду стоять на той трибуне, но я не хочу стоять там, болея за насильника!» – сказал он. Тогда Группировка приняла решение. А сейчас столкнулась с его последствиями.

Они голосовали за то, чтобы Петер Андерсон остался в клубе, а сейчас эта крыса нашла спонсора, который хочет снести стоячие трибуны. Телефон Теему не умолкал ни на минуту. Парни хотели войны.

– Но я не понимаю, почему мой БЕБИ не может жить у собственной МАМЫ! – повторила вдруг мать Теему, и он очнулся.

– Что? – буркнул он.

Мать бросила на стол конверт – письмо из местного управления муниципального жилья.

– Здесь сказано, что Видар получил собственную квартиру! Зачем она ему? У него же есть МАМА!

Наконец в голове Теему что-то щелкнуло.

* * *

Мужчина в костюме вышел из здания администрации и уже собрался сесть в машину, как вдруг у него за спиной возникла фигура. Ричард Тео испугался, но не удивился. Он собрался с духом и спросил:

– Ты кто?

Теему Ринниус сделал два шага вперед. Он стоял недостаточно близко, чтобы коснуться Тео, но достаточно, чтобы оба чувствовали дыхание друг друга, так что политик все же ощущал физический страх. Этот страх знаком всем нам, не умеющим драться, неважно, есть ли у нас деньги, власть или уверенность, что суд окажется на нашей стороне. Никто не защитит нас на темной парковке в те несколько секунд, пока мужчина вроде Теему избивает нас до бесчувствия. Мы это знаем. Теему тоже это знал. Он сказал: