Когда он играл в Канаде, тренер говорил:
Может быть, поэтому он и промазал в финале тогда, двадцать лет назад, может быть, поэтому боялся теперь выполнить обещание, данное Ричарду Тео. У каждого есть предел, скольких врагов он в состоянии пережить. Петер знал, что должен делать свое дело, только не знал, какое именно.
Он смотрел на Элизабет Цаккель на льду и мечтал быть таким, как она. Никогда не снимать ноги с горла соперника.
Элизабет Цаккель поделила игроков на две команды и накрепко связала их по двое. Упадет один – упадут оба.
– ЧТОЗАСУКАБАБЬЕУПРАЖНЕНИЕ?! – взревел один из старшаков, когда его потащил за собой споткнувшийся товарищ и он крепко ударился об лед, однако Цаккель не обратила на него внимания.
Им предстояло вкалывать до тех пор, пока они не поймут, что такое партнерство, и не начнут кататься как единое целое. Предстояло потеть и блевать, раз за разом. Под конец даже Амат упал на колени у линии ворот, и лишь тогда Цаккель разрешила хоккеистам развязать веревки. А потом взялась за пейнтбольное ружье. Один из старших пробурчал:
– Вот теперь у бабы точно инсульт…
Умела ли Цаккель читать по губам, неизвестно, только она ответила:
– Что-то много стало разговоров о бабах. Мое предположение – вы боитесь, что станете играть, как бабы, если вас тренирует одна из них.
Хоккеисты поежились. Кого-то все еще рвало в ведро. Цаккель демонстративно выстрелила в перекладину ворот; загудел металл, и жесткая пулька с краской взорвалась желтой кляксой.
– Когда-то я тренировала женскую команду. Девчонки плохо брали отскоки от ворот и не хотели ложиться под шайбу – боялись боли. Я велела им раздеться догола и попробовать доехать до ворот и коснуться перекладины, пока я буду стрелять по ним из пейнтбольного ружья. За каждый раз, что они сумеют дотронуться до перекладины, они получат по холодному пиву. И знаете, что они мне сказали?
Все промолчали, и Цаккель ответила сама:
– Они сказали «иди на хрен». Но они же были… бабы. А вы?
Мужчины, собравшиеся на льду, выпучили глаза, но Цаккель просто ждала. Прошла минута. Кое-кто нервно захихикал, но Цаккель с ружьем в руках оставалась невозмутимой.
– Вы что… шутите? – спросил наконец кто-то.
– Вряд ли. Мне приходилось слышать, что у меня неважно с… чувством юмора, – сообщила Цаккель.
И тогда поднялся другой хоккеист. Бросил шлем на лед, стянул свитер, налокотники и нагрудник.
– Хватит, или мой хер вам тоже показать? – поинтересовался Беньи.
– Достаточно, – ответила Цаккель и выстрелила. Пулька просвистела, едва не задев шею Беньи.
Прочие игроки пригнулись, но Беньи не стал ждать ни секунды – он заскользил прямо к воротам. Когда он в первый раз коснулся перекладины, Цаккель успела попасть в него дважды, во второй и третий она выпустила по нему вдвое больше пуль. По словам продавца, ружье выпускало пульки со скоростью девяносто метров в секунду, и Цаккель настоятельно рекомендовали стрелять только по «людям в защитной одежде и с расстояния не менее десяти метров». Кожа Беньи была обнажена, один раз Цаккель попала ему в спину, и он дернулся от боли, когда краска расплылась по лопатке.
Старшие игроки смотрели. Поначалу они словно не верили своим глазам, но вскоре пришли в возбуждение. Под конец кто-то громко выкрикнул не то «восемь», не то «девять», а потом считать прикосновения к перекладине принялась вся команда. Рев двадцати глоток возвещал, сколько пива выиграл Беньи. ЧЕТЫРНАДЦАТЬ. ПЯТНАДЦАТЬ. ШЕСТНАДЦАТЬ. Цаккель перезарядила ружье, Беньи снова покатился к воротам – нормальные люди так себя не ведут. В том-то и суть. Нормальный капитан Цаккель был не нужен.
Один раз пулька попала Беньи прямо в ключицу, и Цаккель увидела в его глазах все, на что он способен. «С этим типом я одержу победу где угодно», – подумала она. Беньи катался, а она стреляла до тех пор, пока он не заслужил целый ящик пива. Цаккель принесла ящик на скамейку запасных. Отдавая Беньи пиво, Цаккель сказала:
– Человек, ощущающий ответственность, несвободен. Вот чего ты боишься, Беньямин.
Для человека, у которого неважно с чувствами, у нее было не так уж плохо с чувствами, у этой бабы. Беньи, распухший, с горящей кожей, весь в разноцветных пятнах, пошел в раздевалку. Там он раздал одноклубникам по банке пива. Пил даже Амат – не посмел отказаться.
Беньи один ушел в душ. Надолго. Когда он вернулся в раздевалку, пиво уже прикончили. В кроссовках Беньи шапкой стояла пена для бритья.
Пока Цаккель собирала веревки, Петер Андерсон стоял у бортика.