Мы под запретом

Легко опрокидываю малышку спиной поперек кровати и подтягиваю за щиколотки, фиксируя их и мешая сдвинуть коленки. Кружево ее миниатюрных трусиков влажное. Чуть натягиваю его, задевая чувственный узелок возбужденных нервов. Вырвавшийся у неё стон нетерпения ласкает слух и до предела врубает яркость эмоций. Так, как с ней, остро и жадно, не было еще ни с кем. И чтобы не сорваться в безумную пропасть, я медленно, чертовски медленно вырисовываю языком волшебные узоры на ее вздрагивающем теле, скольжу поцелуями от миниатюрной впадинки пупка на плоском животике вверх, к манящим полушариям упругой груди.

— Ты — мое грушевое наслаждение, — шепчу я, прихватывая губами вершинку, ставшую плотной, словно шарик монпансье, и такую же сочно-сладкую.

Белка выгибает спину, стонет в упоении, путаясь пальцами в моих волосах на затылке, а я наслаждаюсь ее нетерпеливыми вздохами и продолжаю эту обоюдную томительную пытку, захватывая во влажный плен своего рта второй сосок, первый же перекатываю между большим и указательным пальцами и чуть оттягиваю вверх. Дрожь удовольствия прокатывается по изгибающемуся телу Белки, а я, как археолог, дорвавшийся до заветного артефакта, продолжаю свои изыскания. Открываю ее заново, словно и не было вчерашней страстной ночи, во время которой я зацеловывал ее нежное тело даже тогда, когда мы оба, обессиленные, проваливались в сон.

— Хочу, — слетает с ее губ стон желания.

— Чего, моя сладкая? — Я с размаху тону в грозовых океанах ее глаз, подернутых дымкой страсти.

— Тебя глубоко в себе, — выдыхает она пошло, а на щеках полыхает румянец волнения.

Разве я могу отказать своей девочке, раскрытой передо мной, податливой и неповторимо прекрасной в своем первозданном желании?

Нет!

Быстро раскатываю тонкий латекс по члену и вхожу в нее одним мучительно медленным толчком. Замираю на миг от сносящих наповал ощущений плотного обхвата моей плоти влажным атласом жарких стенок ее лона. В голове туман, и сердце бьется на запредельных скоростях, гоняя по телу потоки убойной дозы адреналина.

Я стискиваю зубы, удерживая себя на краю, не давая сорваться в пропасть раньше, чем это сделает она. Но моя непредсказуемая Белка рушит все, к чертям собачьим, впиваясь острыми ноготками в мои плечи, обвивая ногами мой торс и подгоняя меня хриплыми стонами-мольбами.

— Не останавливайся. — Жар ее дыхания опаляет изгиб моей шеи, а острые зубки впиваются в кожу, и мне до безумия хочется, чтобы там остались следы, словно клеймо ее принадлежности мне (пусть и на моем теле). — Хочу грубо, жестко и до сладкой боли…

И я спускаю с поводка всю сдержанность. Тараню ее изгибающееся тело. Дурею от того, как безотказно она открывается мне. От того, как в унисон бьются наши сердца и смешивается прерывистое дыхание.

Хрустальные капельки пота покрывают наши ненасытные тела, а мы продолжаем жаркий танец единения, взрываясь в последних аккордах, будто новогодние петарды, распадаясь на микрочастицы и сливаясь в единое целое.

— Нам надо поговорить, — слышу сквозь гул в ушах ее взволнованный голос, с удивлением наблюдая, как, смущаясь, она тянет на себя край покрывала, стремясь прикрыть свою наготу.

Мне не нравится, мне категорически не нравится ее резко изменившееся настроение, и еще эта попытка закутаться, спрятаться, словно она сожалеет о том, что только что случилось. Смотрит на меня, кусая губы. и даже пытается отодвинуться на самый край в надежде, что расстояние хоть как-то сгладит то чувство сожаления, которое вдруг мелькает в ее взгляде.

Что за херня?! Что это за всплеск неадеквата?!

Ну, нет, дорогая, так дело не пойдет!

Перехватываю угол ставшего вдруг ненавистным мне куска тряпки и, откинув его в сторону, одним движением подминаю малышку под себя. Нависаю над ней, не давая улизнуть, а она от неожиданности взирает на меня широко распахнутыми глазами, полными удивленного ожидания, безмолвно открывая и закрывая рот, словно выброшенная на берег рыбешка.

— Если ты еще не поняла, милая, переступив порог моего дома сегодня, ты оставила за дверью все страхи и сомнения по поводу нас, — жестко говорю я, без намека на возможные лазейки в моем категоричном заявлении.

— Но…

— Никаких «но», — качаю я головой, не разрывая зрительного контакта и затягивая ее в бездну чувственного наслаждения. — Я тебе давал возможность выбора? — Она кивает в ответ. — Ты приняла решение и пришла сама? — Вновь несмелый кивок. — Что тогда изменилось? Зачем все это?

Она молчит. Смотрит на меня в нерешительности, громко вздыхает и молчит. А на ее лице отражается вся гамма терзаний в неуверенности своего решения.

И нахера мне это надо?! Вот эта вот ее игра в «Буду — не буду. Дам, а потом пожалею», она мне нужна?! Мне нужны заморочки с ее сомнениями и сожалениями?

Я втягиваю носом ее аромат. Опираясь на одну руку, костяшками пальцев второй провожу по нежной коже ее лица. Дурею от того, как откликается её тело на мои касания, и безапелляционно понимаю: ДА! Да, черт побери, мне все это нужно! Мне нужна она, со всеми своими заморочками. Вся без остатка!