Мы обнимем смерть

Маленькая лодка взбрыкивала сильнее, чем необъезженная лошадь, взбалтывая суп и вино у меня в животе. Когда меня стошнило в темные волны, я почувствовал себя лучше, но лишь настолько, чтобы хрипеть в ответ императрице, которая пыталась перекричать ветер. Она указывала на далекие огни, ветер и дождь хлестали ее по лицу, трепали темные волосы, ее светлое платье больше напоминало парус, чем тряпка, хлопающая у нас над головами. С другого конца на дне лодки распласталась большая золотисто-белая собака, напоминая сверток меха, которым торгуют на рынке.

Лодка закачалась и заскрипела еще сильнее, когда императрица прошла по ней и села на скамью, схватив весла.

Луну закрыли тучи, и мы оказались в темноте. Я не понимал, насколько ярким может быть лунный свет, попавший в прореху между облаками, пока он не исчез. Когда подкатил новый приступ тошноты, я сумел перегнуться через борт лодки, только потому что держался за него.

– Рах! – окликнула меня императрица сквозь мерный плеск ее весел. – Рах!

Я нащупал путь к гребной скамье ноющими руками. Прошло по меньшей мере двенадцать лет с тех пор, как я брал в руки весла, с тех пор, как гурты Торин и Шет плавали по реке Уку в золотые дни моей юности. Мальчишки из гурта Шет смеялись над нашим неумением управляться с их маленькими речными лодками, но если императрица Кисии сейчас и смеялась, то шторм уносил звук.

Схватив весла, я опустил их в воду. Резкий рывок едва не вырвал их у меня из рук, но я поднял их и повернул, они с треском врезались в весла императрицы. Опустив весла обратно в воду, мы умудрились сделать несколько гребков, но все закончилось очередным ударом, от которого по рукам пошла вибрация.

Императрица продолжала грести и, перекрывая шум моря и дождя, начала выкрикивать одно и то же слово каждые несколько секунд. Она задавала мне ритм. Борясь с приступами тошноты, я снова взялся за весла и опустил их в море, подтягивая к себе.

Когда мой мир сократился до ее голоса, игнорировать рвотные позывы стало легче. Дождь хлестал со всех сторон, а когда сквозь тучи ненадолго пробивался лунный свет, он освещал только бурное черное море и спину императрицы Мико. С ее волос текла вода, платье прилипло к плечам, и с каждым гребком под ним вздувались мышцы.

Большую часть времени мы были одни, гребли неведомо куда в окружении бескрайнего моря, но иногда на горизонте показывался огонек или кусочек земли. Земля всегда находилась слева от меня, и, хотя Кишава часто смеялась над моей способностью ориентироваться, я понимал, что мы плывем на юг. Я просто не знал, что значит «юг». Мне нужно было попасть в Когахейру. К своим людям. К Гидеону.

Полностью отдавшись ритмичным выкрикам императрицы, я не заметил наступившее затишье, пока весла снова не столкнулись. Ветер превратился в мягкий бриз, а дождь в морось. Даже море прекратило яростно бросать нас вверх и вниз.

Я и не представлял, что руки могут заболеть сильнее после того, как я перестану грести, но это произошло, и я с шипением втянул воздух. Императрица, тяжело дыша, сгорбилась на своей скамье. Какое-то время у нас не было сил ни на что, кроме как сжаться в комок и думать о том, как мы оказались здесь. Я сидел в маленькой лодке у берегов Кисии, в шторм, с императрицей Драконов и ее собакой. Собака не шевелилась, и я завидовал ее надежному сухому укрытию.

Императрица Мико внезапно встала, и это движение раскачало лодку сильнее, чем волны. Она указала на парус и что-то сказала охрипшим голосом. Откашлявшись, она попробовала еще раз, но лучше не стало, и она перешла на жесты. Мико спрашивала, нужно ли ей развернуть парус, но мои познания в мореплавании были минимальны, и я мог только пожать плечами. Дрожащими пальцами она начала развязывать узлы. Наконец маленький парус распустился и, подхватив ветер, потащил лодку к маячившей неподалеку земле.

Императрица взвизгнула и указала на берег. Мои скромные познания в мореплавании в любом случае превосходили ее. Как бы смеялись дети гурта Шет. Но императрица не смеялась, когда я ухватился за рею и развернул парус так, чтобы мы плыли в нужном направлении. Она облегченно вздохнула. Я указал на ближайшую железную скобу, и она попыталась привязать веревку, но как только отпустила ее, мокрая веревка развязалась. С рычанием она попыталась снова, намотав узлы как попало.

Второй рык подстегнул меня, и, пригнувшись, чтобы не упасть в темное море, я пополз к ней через скользкие скамьи. Я протянул стертую до крови руку, и, немного поколебавшись, императрица неохотно отдала мне веревку. Непостоянная луна снова скрылась за облаками, но мне не требовался свет, чтобы завязать седельные узлы, даже с такой толстой и промокшей веревкой.

Пробравшись обратно на другой конец лодки, я сел, подобрав колени к ноющему животу. Не знаю, от чего он болел сильнее, от гребли или рвоты.

Сзади заскулила собака императрицы. Я протянул руку и дал обнюхать, прежде чем потрепать сестру по несчастью за ухом.

– Чичи.

Императрица Мико свернулась клубком в тени на другом конце лодки, но указывала на скулящую собаку.