Мы обнимем смерть

– Чичи, – повторила императрица. – Мико. Рах. Чичи.

– Чичи, – пробормотал я, почесывая собаку за ушами и улыбаясь нашему первому успешному диалогу. – Наверное, твое имя что-то значит для хозяйки, но для меня оно лишь шорох листьев на ветру. Летом, когда листья уже высохли.

Я долго держал руку на голове Чичи, стараясь не думать о пустоте в желудке. Мне хотелось спросить императрицу, где мы и куда направляемся, спросить, что случилось, хотелось оказаться где-то в другом месте, а не в лодке с человеком, которого я не понимаю, но, как говорила старейшина Ама, прибереги желания для солнечных дней изобилия. В тяжелые времена можно только смеяться и идти вперед.

– Прекрасная ночь, – сказал я, указывая на облака и окутанную брызгами темноту – Очень… волнующая.

Императрица наклонила голову набок.

– Ты так не думаешь? Понимаю, иногда трудно ценить то, что имеешь, когда видишь это каждый день.

Она прищурилась.

– Наша погода намного лучше.

Она закатила глаза и улеглась на дно лодки. Чичи подтолкнула мою руку, чтобы я продолжил чесать ее.

– Похоже, я победил в этом споре, ты согласна?

Собака положила голову мне на руки, и я прилег отдохнуть, утешаясь близостью живого существа.

Когда спустя некоторое время я очнулся от дремоты, меня охватила непреодолимая потребность очистить желудок от пустоты, и я пьяно потянулся к краю лодки. Слабый предрассветный свет изменил цвет моря с черного на темно-синий, и когда моя желчь попала на его поверхность, легкие обожгло соленой водой.

Желудок сводило судорогами. Я сел на место и снова протянул руку. Собаки не было. Пока я дремал, Чичи переползла и теперь лежала, положив голову на ногу Мико. Они обе спали, и, глядя на них, я не мог не вспомнить о Дзиньзо. Мы через столько прошли вместе, он был со мной с того дня, как я стал Клинком. Мы вместе путешествовали, ели и даже спали бок о бок на сухой траве. Мой илонга, незаменимый друг, остался на попечении кисианцев, которым я не мог доверять.

Я посмотрел на небо. По крайней мере дождь прекратился, и в промежутки меж облаков проглядывал разгорающийся рассвет. На горизонте мелькнули огни корабля.

– Императрица, – позвал я. – Императрица.

Она резко вскочила, спугнув Чичи, и начала тереть опухшие глаза. Я указал на корабль. Всего лишь тень на горизонте, но императрица разразилась какими-то ругательствами.

Выхватив из-за пояса кинжал, она перерезала веревку паруса, и лодка снова рванула к темной земле. Когда через борт хлынула вода, замочив ноги императрицы, Чичи отпрыгнула.

Лодка накренилась, но, прежде чем я успел помочь, порыв ветра подхватил парус, и мы еще быстрее понеслись к темной тени суши. Раздался громкий треск, и лодка содрогнулась. Меня сбило с ног, под звук раскалывающегося дерева я рухнул в воду. Из легких вышибло воздух. Что-то оцарапало мне руку и ногу, пока я пытался найти путь к воздуху сквозь пенную завесу, но только порезал руку об острые камни, когда наконец выбрался на поверхность.

Впереди под странным углом торчал киль лодки, доски содрогались от ударов волн о разбитый корпус. Волны катили к берегу, но в бушующем море не было ни следа императрицы или собаки, только пена и обломки.

Я крутился, бешено гребя ногами.

– Императрица! – кричал я в поднимающийся ветер. – Императрица!

Мне ответил голос, и я развернулся к нему. Мико уцепилась за заднюю часть лодки. По щеке стекала кровь, и когда наши глаза встретились, она протянула руку, указывая куда-то.

– Чичи!

Я ничего не видел, только барашки волн, но, доверившись более высокой точке обзора императрицы, поплыл на поиски собаки. Дети гурта Шет высмеивали то, как я плаваю, не меньше, чем то, как гребу, но я прокладывал себе путь сквозь волны, разбивавшиеся о лицо, думая о Дзиньзо – моем самом старом и верном друге, брошенном на произвол судьбы. Я не мог допустить, чтобы это произошло и с Чичи. И, хотя руки и ноги болели, я продолжал плыть, подстегиваемый мольбами, понятными на любом языке.

Одежда тянула меня вниз, но я мог бы сбросить только сапоги и пояс с саблей. Сапоги я стянул, пока искал среди волн следы белой и золотистой шерсти, но, взявшись за пряжку пояса, понял, что не брошу его. Я потерял дом, гурт, лошадь и честь. Я не могу лишиться и последнего клинка.

Все еще цеплявшаяся за обломки императрица снова закричала, теперь указывая на землю. Я поплыл к берегу, останавливаясь, только чтобы оглядеться, но ничего не видел и каждое мгновение боялся услышать горестный крик императрицы. Какая-то обезумевшая часть моего разума настаивала, что это всего лишь собака, но сердце отвечало, что Дзиньзо не просто конь, и я продолжал плыть, не обращая внимания на судороги, сводившие руки и ноги.

Сзади раздался крик, и я развернулся. Сабля била меня по ноге, пока я крутился, высматривая Чичи под крики императрицы. Над волнами показался нос. Чичи старалась держаться на плаву, лапы колотили по воде, из мокрой прилизанной шерсти таращились перепуганные глаза.