Мы обнимем смерть

Я обхватила чашку обеими руками и подняла ее, отгоняя мысль, что она и впрямь может быть последней в жизни. Утром мне предстояло умереть, и только человек, сидящий сейчас напротив, мог это изменить. Человек, который отдал бы все свое состояние, лишь бы увидеть меня мертвой.

Когда я хорошо разглядела плавающий на дне осадок, то чуть не проглотила язык, а пар обдал лицо. Там были не только чаинки, но и маленькие прозрачные кристаллы. Соль гелио. Однажды кто-то подсыпал ее в матушкин чай, быть может, тот же самый человек, но теперь, когда он не сводил с меня глаз, у меня не было времени даже удивиться, я не могла подать вида, что заметила.

– Можно вас кое о чем спросить, лорд Оямада? – сказала я, убрав чашку от лица, словно мне внезапно пришла в голову какая-то мысль. Горячая жидкость выплеснулась на руку, и мне не пришлось притворяться, когда я охнула. Я поставила чашку и без изящества вытерла чай подолом платья. Не торопясь, достаточно медленно, чтобы успокоить учащенное сердцебиение, и только потом подняла голову. Лорд Оямада замер, поднеся чашку к губам.

– Вы хотели о чем-то спросить, – сказал он в ответ на мой вопросительный взгляд. – О чем-то настолько важном, что вы даже пролили чай. – Он поставил чашку. – Давайте я налью вам еще, пока вы вспоминаете вопрос.

– Да-да, пожалуйста. Я хотела спросить, каким образом вы намерены держать Дзая под контролем после его совершеннолетия. Будете ли вы играть роль преданного советника и надеяться на лучшее? Или, быть может, у вас на уме есть какой-нибудь более ловкий способ?

Кустистые брови лорда Оямады поднялись еще выше.

– Под контролем? – переспросил он, даже не посмотрев на меня, пока наполнял мою чашку. – Странная мысль. Вы говорите так, будто я не люблю внука и мечтаю занять его место. Трудно представить себе что-либо более далекое от истины, ваше высочество. – И ни следа от надменной выволочки, которой он подверг меня в шатре. Теперь лорд Оямада говорил тихо и был настороже. – Я не люблю вас, и не только из-за происхождения, но из-за того, какую опасность вы представляете для юного императора-идеалиста. Просто счастье, что вы не обладаете ни красотой, ни кротостью, иначе невозможно было бы уговорить Дзая согласиться на вашу казнь. А вы, в сущности, упростили дело, любезно указав, что не хотите становиться его невестой. – Он засмеялся. – Есть ли в мире что-либо настолько же уязвимое, как мальчишеская гордость?

Лорд Оямада с улыбкой протянул наполненную чашку.

– Ваш чай, ваше высочество.

Мои губы еще не коснулись яда, я это знала, и все же комната начала вращаться перед моими глазами и съеживаться. Вот оно что. Если я не выпью чай, он придумает другой план. Возможно, спрятанное за поясом оружие. Он не просто желает мне смерти, он хочет, чтобы я умерла в безвестности, не перед глазами толпы, без последней возможности обратиться к Дзаю, ведь есть шанс, пусть и крохотный, что я найду правильные слова и достучусь до него. Я боялась, что мне осталось жить только до утра, а теперь, вероятно, не протяну и до конца ночи.

И никакого выхода.

Под пронизывающим взглядом лорда Оямады я взяла чашку. Он наблюдал. И ждал. Я не смотрела на него, но живо представила, как он обводит языком нижнюю губу, пересохшую в предвкушении. Наконец-то его час настал. Выпить чай было бы таким легким выходом из ада, но под этой мыслью забурлил гнев. Так часто ко мне присылали убийц только из-за моего имени, так часто мне говорили, что я недостаточно красива, дескать, какая жалость, что я родилась девочкой и не могу править, не должна. Нет. Я не позволю им победить.

От чашки поднимался пар, керамика отдавала тепло моим пальцам. Лорд Оямада налил чай правой рукой, и потому я поискала намеки на спрятанное оружие с левой стороны. Нужно действовать по-умному. Второго шанса может не быть.

– В чем дело, ваше высочество?

– Ни в чем. Просто размышляю о том, какая сегодня прекрасная ночь, чтобы умереть.

Я швырнула чашку ему в голову. Лорд Оямада взмахнул руками, и чашка не попала в лицо, но горячий чай попал. Лорд Оямада взревел от боли и потрясения, а я перепрыгнула через поднос, схватившись за складки шелка, но не нашла под ними оружия.

Он вытащил кинжал с другого бока и полоснул им вслепую, по-прежнему с полузакрытыми из-за обжигающей воды глазами. Я отпрянула, налетев на осколки чашек, а поднос заскользил к фонарю.

Фонарь.

Я схватила его и метнула Оямаде в голову. В последней вспышке света он рухнул под звон разбитого стекла. Зашипело масло.

В двери заскрежетал ключ, и она приоткрылась на щелочку, охранник закрыл собой проникающий из коридора свет.

– Господин?

Пробираясь в темноте, я вытащила из прически шпильку.

– Господин?

Дверь открылась чуть шире, и полоска света упала на оглушенного Оямаду.

– Господин! – Стражник поднял меч, озираясь в поисках меня. – Ваше…

Я вонзила шпильку ему в шею и с силой вогнала сквозь плотные мышцы, отчего меня чуть не вывернуло. Охранник вцепился в шпильку, забулькал, пытаясь что-то сказать, и с мольбой вытаращил глаза.

– Прости. – Я метнулась к двери. – Прости.