На финальных «аккордах» она стояла, раскинув руки и медленно заводила их назад, уходя в поклон. В сказках, которые она иногда смотрела по телевизору, именно в этот момент рядом оказывался режиссер, застывший в немом восхищении. Он признавал ошибку, предлагал место в группе, обещал великое будущее.
Место для женщины, которая умеет быть и жертвой, и хищником.
Когда она открыла глаза, вокруг собралось несколько абитуриентов, в глазах которых явственно читалась сочувственная брезгливость. Почти все молчали, только кто-то сзади сдавленно хихикал.
Она выпрямилась, победно встряхнула волосами, выронив пару шпилек и изобразила реверанс.
— А давай всем отомстим? — вдруг сказал Егор, подбирая шпильку.
— Как?
Он с совершенно серьезным видом согнул шпильку в кольцо и протянул ей:
— Выходи за меня замуж, Мари.
…
Маленький каток в глубине спального района был заметен тонким слоем выпавшего за ночь снега. Дома вокруг смотрели слепыми темными окнами, и даже птицы еще не проснулись. Мари стояла, кутаясь в изумрудное пальто, под которым противно холодило кожу влажное застиранное трико. Егор разматывал цепь на воротах.
— Даже не запирают? — удивилась Мари.
— Зачем, что можно сделать с катком? — улыбнулся он, сдув с лица черную прядь. — Только я не пойму, зачем тебе это, все равно у нас коньков нет.
— Ты скучный, — поморщилась она. — По-моему, на будочке с прокатом висит амбарный замок.
— Время четыре утра, незабвенная, конечно он там висит.
— Так давай откроем!
И прежде чем он успел возразить, она уверенно зашагала к двери. Снег хрустел под каблуками, разнося каждый шаг по сонной черноте.
Ей хотелось быть уверенной. Завтрашний день все расставит по местам. Ведь все еще можно расставить по местам.
Так она лгала себе, впечатывая кусочек обмана в каждый шаг.
— Стой, ты что делаешь? — Егор заторопился следом и поймал ее за обшлаг. — Это же преступление!
Мари посмотрела на него с неподдельной жалостью.
— Что, взять коньки из проката коньков? Я им денег оставлю, не переживай.
Он растерянно замолчал, наблюдая, как она ковыряется в замке чем-то длинным и изогнутым.
— Это что, отмычка?
— Ага. У меня замок дома вечно клинит.
— Так поставь новый. Откуда ты взяла отмычку?
— Украла, — улыбнулась она. — Точнее сняла с тела.
— С какого тела? — он нахмурился и поднял воротник куртки, словно прячась от нее.
— С мертвого, — Мари широко распахнула глаза. — В общем, выхожу это я как-то из дома, а у меня прямо под дверью — мертвый мужик. Весь в крови, горло вот так перерезано, — она провела вертикальную линию от кончика подбородка к верхней пуговице пальто. — Вся площадка в крови, стены — в крови, лестница… — замок с щелчком раскрылся. — В крови.
Она зловеще улыбнулась и потянула на себя тяжелую, пронзительно скрипящую дверь.
В будке помещалась только стойка выдачи и полки с коньками. Мари придирчиво осмотрела одни, с полки с подходящим номером, а потом начала разуваться.
— И ты, вместо того, чтобы звонить куда надо или падать в обморок начала его шмонать? — фыркнул Егор, снимая первые попавшиеся коньки своего размера.
— Нет. Я затащила его в дом… ой, вот тут дырочку пропустила, ну вот что такое… за руки взяла и затащила. Потом быстро перемыла площадку. Раздела его, отрезала ему сначала руки, потом ноги, потом сложила все в ванну и пошла на кухню.
— Зачем?
— Резать лук, — она патетически вытаращила глаза и подалась вперед. — Мужик старый, как его жрать без маринада?
Он, вздохнув, отложил коньки, сел рядом и потянул за шнурки на ее коньках, заставляя закинуть ноги ему на колени.
— Знаешь, в чем твоя проблема, Мари? Ты не знаешь меры, — он деловито перешнуровывал коньки, — я бы поверил, если бы ты сказала, что с перепугу захлопнула дверь, а перед этим случайно прихватила то, что было у него в руках. Но тебе же надо драмы. Кровавых подробностей, и чтобы зрители за сердце хватались.
— Много ты понимаешь. Если бы я хотела, чтобы ты поверил — ты бы никогда не догадался, что я вру, — она высокомерно вздернула нос и опустила ноги, вставая на коньки — так же уверенно, как до этого стояла на каблуках.
Двигалась она всегда уверенно, жаль только за уверенность не берут в театральный.
Не оборачиваясь, она вышла в холодную тишину, которую резали погружающиеся в снег лезвия.
Где-то в синей темноте брезжила полоска самого важного рассвета в ее жизни.
Егор остановился у входа, молча наблюдая. В темноте с визгливым шорохом кружилось темноте пятно в сполохах светлых волос, и каждое движение лезвий коньков кромсало мимолетное счастье в уродливые обрывки.
Завтра.
Они договорились, что сегодня не будет никакого «завтра». Пускай оба хотели, чтобы завтра наступило, пускай в тесной квартирке, которую снимала Мари, в шкафу, рядом с белоснежным платьем, висел серый костюм в клетку, но до рассвета они не скажут об этом ни слова.