Мы никогда не умрем

«Кай». Прозвище ему понравилось — слово мягко звенело на конце зимней стужей, о которой он в последние месяцы так часто думал. Он написал его на ладони черной ручкой, и весь день ходил, сжимая и разжимая кулак. Ему казалось, что края слова мягко покалывают кожу. Оно было там, это прозвище, которое придумала его далекая, уходящая в память сестра. Он чувствовал его, словно льдинку с острыми гранями.

Лето уходило за горизонт малиновым закатом. Вик чувствовал, как тоскует Мартин — он не любил осень. Развеять эту тоску Вику было нечем. Дни он проводил около перевернутой лодки на берегу озера. Лисята подросли, порыжели, и теперь несколько самых смелых длиннолапых подростков подходили к нему совсем близко, осторожно забирая с протянутой руки кусочки сыра и хлебные корки. К Рише один из лисят вовсе улегся на колени, впрочем, через несколько секунд, испугавшись собственной наглости, сбежал в кусты.

В то утро Риша ждала Вика у забора с бумажным свертком в руках.

— Ты сияешь, как солнце, — улыбнулся ей Вик, запирая за собой калитку.

— Солнце? Мне нравится быть солнцем, — она протянула ему сверток.

— Что там?

Сверток был легким и объемным. Риша только нетерпеливо подтолкнула его под локоть: «Открывай!»

У него в руках лежала пара рубашек — шерстяная черная и тонкая белая. Под ними обнаружился черный свитер с высоким воротом.

— Меня папа просил передать, это братьев, неношеные… К школе, он сказал, ты не купил… Я тебе там… в общем вот.

У нагрудного кармана белой рубашки четкими стежками был вышит красный вензель «V», такой же, как тот, что вышил на парусах корабля Мартин.

На черной рубашке на плечах и рукавах была другая вышивка — золотистой нитью две широкие полоски и ромбовидная петля.

— Что это?..

«Это нашивки, Вик. Лоцманские. Ты любишь корабли», — напомнил Мартин.

— То есть… почему лоцман?

— Я специально у папы спрашивала, он мне нарисовал, — смутилась она. — Понимаешь, он… дорогу показывает. То есть кругом может быть шторм, или темно, а он знает берег, дно и как…

Риша совсем смутилась и замолчала. Вик несколько секунд разглядывал ее аккуратные стежки, а потом, поддавшись порыву, обнял, прикоснувшись губами к ее щеке.

— Спасибо, солнце… солнце мое. Солнце для всех пускай светит, ты будешь только мне, — сказал он, ласково проводя ладонью по ее волосам.

Риша счастливо улыбалась ему в плечо.

— Куда пойдем? — спросил он, разжимая руки.

— Мать сказала «раз мы все равно шляемся» земляники собрать, пойдешь со мной?

— Да, погоди, сейчас положу одежду и пойдем хоть землянику собирать, хоть хворост, хоть булыжники.

— Не любишь землянику?

— Люблю, — с улыбкой ответил он, разворачиваясь к дому.

Он не стал заходить, чтобы не проходить мимо кухни, где спал отец, и аккуратно сложил вещи на подоконнике, приоткрыв окно.

— А это твое окно? — спросила Риша, когда он вернулся.

— Да, а что?

— Ничего, просто… никогда не видела, где именно ты живешь.

Она привычно взяла его за руку. Вик забрал руку, сжал ее плечи и несколько секунд внимательно разглядывал ее лицо, прежде чем снова взять за руку и направиться к лесу.

У нее голубые глаза. Чистые, яркие, как небо после дождя.

Что-то злое, темное, так больно давившее его после того, как он отказался ехать в приют, наконец-то отступало.

Часть взял себе Мартин. Часть он отбросил сам. Риша была рядом, не призрак какого-то там будущего. Человек с голубыми глазами, которого он, Вик, спас от одиночества.

— Риша, прости меня. Я себя… не очень красиво вел последние недели.

— Ты был далеко, — серьезно сказала она, и от этих слов Вик почувствовал, как позвоночник покалывают сотни ледяных иголок.

— Что?..

— Ну, ты ушел в себя. Тебе надо было побыть… ну наедине с собой. Слушай, Вик, я тоже хотела извиниться. Я не должна была… я просто… так испугалась, что ты уедешь, что я… Прости меня.

— Не надо, Риш. Пожалуйста, — с досадой попросил он, чувствуя, как холодеют ее пальцы. — Ты… ты можешь бояться. Знаешь, у меня есть… друг. Он говорит, что бояться или ненавидеть — это нормально. Это то, что делает нас людьми.

— Но ты из — за меня не поехал…

— И пусть это будет мой выбор, ладно? Я же обещал быть твоим другом. Читала «Маленького Принца»?

— Нет…

«Мартин, а можно ты ей расскажешь? Пожалуйста, я тоже хочу послушать!..»

«Почему нет», — ответил Мартин, до этого молча наблюдавший за происходящим.

— Слушай. Жил один человек, летчик. Когда он был вовсе не летчиком, а мальчишкой, младше нас с тобой, он нарисовал удава, который проглотил слона. Но взрослые, которые увидели эту картинку не увидели удава. Они сказали: «Это шляпа».

Мартин сел на корточки и пальцем начертил на дорожной пыли очертания рисунка, который видел в книге.

— Чтоб они понимали, — хихикнула Риша.

— Вот именно, — серьезно кивнул Мартин. — Тогда он нарисовал слона внутри змеи, но взрослые не поняли его, и посоветовали не рисовать змей, а интересоваться более полезными вещами, вроде истории и географии. Так ему пришлось стать летчиком…