Мы — из Солнечной системы

Мускулы лопались не у многих, у всех рвались стенки сосудов под напором густеющей крови. Синяки появлялись под кожей от самых лёгких ударов. Кровоизлияния в лёгкие, в сердце, в мозг. Три тяжелых инфаркта, два паралича. И гипертония у всех до единого, вплоть до самых молодых.

Потом стали ломаться молекулы, в первую очередь белковые, самые непрочные (они не выдерживали ударов молекул погрузневшей воды). Врачи отмечали нарушения обмена веществ в печени, желудке, почках. Усталые, подавленные люди кое-как работали, ползая, словно замерзающие мухи. Пересиливая головную боль, делали расчёты (машинам нельзя было доверять).

А когда Шорин ложился спать, ему показалось, что в каюте находится Цянь. Старик грузно сидел в кресле, щуря хитроватые глаза. Он сказал: «В космосе нужны здоровяки без хронического насморка». Он сказал: «В Солнечной системе хватает дела, незачем мчаться невесть куда». Сказал: «Ты идёшь по лёгкому пути, знания надо добывать трудом, а не списыванием у звездных соседей». И ещё: «Нет ничего дороже жизни, надо беречь людей, сначала обезопасить, потом рисковать». Всё, что говорили противники звёздного перелета, повторил сегодня Цянь.

— Я своей жизнью рискую тоже,— возразил Шорин.

Цянь улыбнулся понимающе:

— Я знаю, ты надеешься на функцию. Но разве все люди на свете успевают выполнять функцию? Вспомни друзей твоих — испытателей фотонолётов, вспомни юношу — сына Аренаса. Он выполнил функцию?

— Уйди! — сказал Шорин.— Ты галлюцинация. Я в тебя не верю.

Масса нарастала медленно, на ничтожные доли процента за сутки, и беда подкрадывалась неприметно. Слабели, слабели, болели, лечились, уже привыкли к постоянной немощи, как старики привыкают к старости. Отлёживались, набирали сил, продолжали работу. Но вдруг умер командир звездолёта Горянов. Сердце не выдержало. Заменить не удалось: не всегда получается такая операция.

И новый начальник экспедиции профессор Дин, математик, поставил грустный вопрос: лететь дальше или возвращаться?

— Лететь! — сказал Шорин.

— Не будем легкомысленными,— сказал Дин.— Половина экипажа лежит в лазарете. Всем ясно, что наращивать скорость нельзя, дальше будет всё хуже и хуже.

— Не будем наращивать скорость,— предложил Шорин.— Даже снизим, если надо.

Это означало провести в пути не десять, а двадцать лет или больше того.

— У нас и запасов нет на лишние десятилетия.

— Пополним на Тау.

— Нет никакой уверенности, что у Тау есть планеты.

— Нас послали, чтобы рискнуть.

— Нет, нас послали за знаниями,— сказал Дин твёрдо.— И мы добыли знание, неприятное, но истинное, Оказалось, что относительность времени не помогает преодолеть пространство. Это важный факт, и мы не имеем права откладывать донесение на два десятка лет. Возвращаясь, мы потеряем два года, но избавим Землю от многих напрасных экспедиций. А если понадобится, нас пошлют на Тау через два года.

Провели голосование. Двадцать шесть упавшими голосами произнесли грустное слово «назад». Трое сказали «вперёд», конечно и Шорин. Трое смолчали: они были без сознания.

Дин приказал тормозить.

Больше полугода на торможение, ещё год — на возвращение. И всё для того, чтобы привезти на Землю разочаровывающее «нет». Нельзя человеку приближаться к световой скорости. Нельзя надеяться на сокращение времени в звёздных полетах. Безрадостный итог экспедиции, безрадостный итог жизни Шорина. Круг человечества очерчен. Вот сотня звёзд, до которых оно дотянется, десяток, похожих на Солнце. Есть ли там разумная жизнь? Может быть, и нет.

— Ничего не поделаешь,— говорил Дин.— Вселенная бесконечна, а силы человеческие не бесконечны. Где-нибудь придётся остановиться.

А Шорин не соглашался останавливаться. Не хотел думать об остановке, заниматься арифметикой предела.

Он размышлял о дальнейшем продвижении. Два года было у него на размышления.

— Лишняя масса мешает нам,— думал он.— Молекулы белка недостаточно прочны. Белок-то не заменишь, всю химию жизни не переделаешь. Но нельзя ли оградить себя от приращения массы? Откуда она берётся здесь? Вообще-то частицы вещества образуются из фотонов — из электромагнитного поля. Вероятно, и приращение массы идёт за счёт окружающего поля тяготения (оно же называется вакуумом, оно же фон, оно же межзвёздное пространство). А что если изолировать поле, отрезать его от звездолета? Как отрезать? Да теми же лезвиями Нгуенга, которые сбрасывают горы с Земли и Луны. И ещё вдобавок рассекать вакуум перед носом астероида. Тогда масса не будет расти, как бы мы ни разгонялись. До какой скорости разгонялись бы? Даже до скорости света и даже… даже, пожалуй, ещё выше.