Мы, дети золотых рудников

Мы затаиваемся. В затылке пульсирует набухающий ком. Я в предвкушении добычи. Руки мелко дрожат. Из носа идет кровь. Я знаю, что сегодня будет Вспышка. Появление Ханны провоцирует ее. Но я этому даже рад. Мне нужна разрядка.

Я слышу гул электрички. Слышу, как идут пассажиры.

Я сразу примечаю его. Человека, который станет нашей жертвой.

Он отбился от стада и идет поодаль, сбоку.

Пацаны встают у него на пути. Я прячусь.

– Добрый вечер! Закурить не найдется? – вежливо спрашивает Архип, улыбаясь.

Человек добродушно кивает, останавливается и лезет в карман.

Пора. Мой выход.

Наношу удар железной трубой по голове бедняги быстрее и жестче, чем обычно.

Это сигнал. Тут же вся толпа набрасывается на него. Я молочу руками наотмашь, с силой бью кулаком в живот. Туз бьет велосипедной цепью по коленям. Жертва падает на спину, и мы продолжаем избивать ее ногами.

Человек переворачивается на бок и скребет ногтями по земле. Пытается уползти. Скулит:

– Пожалуйста, не надо…

Неудачный набор слов. Этим он меня злит еще больше.

Я ударяю его ногой по лицу, а потом наношу четыре удара в бок.

Я думаю о том, о чем подумали бы нормальные люди, если бы знали, чем я занимаюсь. Этого ублюжего бешеного пса Кита Брыкова с самого рождения нужно было посадить на цепь.

Жертва пытается звать на помощь, но полный рот крови мешает крикнуть громко, голос звучит как из-под воды.

Я наношу несколько прямых ударов стопой в ребра, сначала правой ногой, потом левой – как поршнями какой-то адской машины.

Сознание затуманивается, Вспышка начинает меня поглощать. Я радуюсь, что наконец-то могу выплеснуть из себя всю ярость и злость, которые меня медленно сжирают. Я бью сильнее обычного и скоро выдыхаюсь. Добиваю человека ударами трубы по почкам. С наслаждением смотрю, как изо рта его вытекает кровь со слизью. Жертва больше не шевелится.

Я смотрю на Архипа, который не участвовал в избиении. Он стоит неподалеку и наблюдает. С удовлетворением улыбается. Как будто вот-вот скажет ласково: «Молодцы! Хорошие собаки!» – и погладит каждого пса по морде.

Мы шарим по карманам жертвы и потрошим ее портфель, Туз забирает кошелек, считает деньги – выходит немало. Я сдергиваю золотую цепочку с шеи, перехожу к рукам… И замечаю обручальное кольцо. Черт. Это кольцо – последняя капля. Кто этот человек? Законопослушный гражданин, исправно платящий налоги. Хороший муж и чей-то отец. Перед глазами возникает картина: женщина и маленькая девочка стоят у окна в гостиной и смотрят на дорогу – где наш папа? Поезд, на котором он обычно возвращается, давно ушел. На столе стынет ужин. Скоро начнется папина любимая передача. А еще он обещал дочке проверить математику. И поиграть с ней в настольную игру.

Где же наш папа?

Но папа сегодня не придет. Я даже не знаю, придет ли он вообще когда-нибудь.

Нельзя быть добрым.

Добрый человек – слабый человек.

А я – злобная тварь. Но тварь, сука, сильная.

Папа? Где наш папа? Когда же он придет, мам? Он обещал поиграть со мной.

Папа сегодня не придет.

Не придет…

В глазах все мутнеет. В затылке разрастается пульсирующий ком.

– Брык, – с испугом шепчет Туз. – У тебя кровь…

Я знаю. Она обильно течет из носа, пачкая мою одежду. Капает на тропинку.

Меня трясет, как в лихорадке. Еще чуть-чуть – и я упаду. Когда я окончательно теряю сознание и земля уходит из-под ног, чьи-то сильные руки подхватывают меня.

– Держись, малыш…

Слова Архипа – последнее, что я слышу.

* * *

Шум воды. Запах хлорки и мочи. Мокрая шея и холод в затылке.

Я прихожу в себя.

Парни притащили меня в ближайший общественный туалет, поддерживают под руки, а Архип держит мою голову под холодной водой над раковиной. Это успокаивает и приводит в чувство.

Я умываюсь. Смотрюсь в треснутое грязное зеркало: выгляжу не очень, бледный, как мертвец. Обгасившийся тролль или обдолбавшийся гномик.

– Снова Вспышка? – сочувственно спрашивает Архип.

– Нет, обычная простуда, – усмехаюсь я.

Сплевываю в раковину сгусток крови. Смотрю на трясущиеся руки. Слышу, как в одной из кабинок кто-то трется и стонет. Кому-то сейчас хорошо…

– Ты когда-нибудь думал о смерти, Архип?

Помолчав несколько секунд, он говорит:

– Думал. Немного… Но… Один древнегреческий философ сказал, что смерть не должна нас волновать, потому что она не имеет к нам никакого отношения. Все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущения. Та к что не нужно ее бояться. И вообще… Думать о ней… – Снова пауза, а потом он спрашивает: – А ты? Думал ли ты о смерти?

– Да, думал, – отвечаю я. – И немало. Я часто представляю, как все вокруг винят меня в своей смерти.

Я наклоняюсь над раковиной и закрываю глаза. Зависаю так на несколько минут.

Из кабинки выходят мужчина лет сорока и годящаяся ему в дочки девчонка в короткой юбке. Они оправляют на себе одежду и смотрят на меня с опаской. Проходят мимо.

Я снова гляжу в зеркало. Чувствую себя чуть получше.

– Я вряд ли доживу до сорока, – говорю я Архипу. – Кто-то в сорок еще вовсю жарится, а я сдохну. Сука…

– Ты будешь жить, малыш, – серьезно говорит Архип. – Я не позволю тебе сдохнуть.

Глава 3