Муссон

Том наконец-то преуспел в том, чтобы привести схватку к прямому испытанию силы. Аль-Ауф не осмеливался отступить, потому что сделай он это – и окажется беззащитен, и корсар уже знал, что удар этого молодого англичанина подобен удару молнии.

Это был классический затяжной прием в поединке на саблях, о котором Том узнал от Эболи.

– Применив этот прием, твой отец убил Шрёдера, – сказал ему тогда Эболи, – а этот голландец был величайшим фехтовальщиком, которого я когда-либо видел, после твоего отца.

Том всем своим весом налег на запястье врага, и аль-Ауф поневоле сделал шаг вперед. Два клинка кружились и кружились. На коричневом, сморщенном от напряжения лбу корсара выступили капли пота и заструились вниз, падая на глаза и бороду. Том торжествующе почувствовал, что его собеседник слабеет. Рана араба все еще кровоточила, и губы аль-Ауфа скривились в ужасной гримасе отчаяния. Страх и смерть проглянули в его взгляде.

Вдруг Том резко изменил угол поворота запястья, острие его клинка сверкнуло в дюйме от глаз аль-Ауфа, и защита пирата дала трещину. Против воли араба его длинные смуглые пальцы разжались, и рукоять сабли выскользнула из них. Том воспользовался собственным клинком, чтобы вырвать у врага оружие, и одним движением запястья швырнул ятаган к дальней стене – тот упал, загремев на каменном полу.

Аль-Ауф попытался метнуться к двери, но Том уже прижал клинок к бороде корсара, осторожно придвинул его к шее и вынудил пирата отступить к стене. Том тяжело дышал, ему понадобилось некоторое время, чтобы суметь заговорить.

– Ты только одним способом можешь спасти свою жизнь, – сказал он между прерывистыми вздохами.

Глаза аль-Ауфа прищурились, когда он услышал, как легко неверный говорит на его языке.

А Том продолжал:

– Отдай мне мальчика-иностранца, которого держишь где-то здесь.

Аль-Ауф уставился на него. И прижал раненую руку к груди в попытке остановить кровотечение, сжав запястье пальцами другой руки.

– Отвечай! – выдохнул Том, сильнее прижимая клинок к горлу корсара. – Говори, ты, отродье грязной свиньи! Отдай мне мальчика, и я позволю тебе жить.

Араб поморщился от укола стали:

– Я не знаю, о каком мальчике ты говоришь…

– Ты прекрасно его знаешь. Мальчик с красными волосами, – перебил его Том.

Губы аль-Ауфа изогнулись в насмешливой улыбке.

– Зачем тебе нужен аль-Ахмара, Красный? – спросил он, и в его глазах вспыхнула жуткая ненависть. – Он что, был твоим постельным дружком?

Рука Тома, державшая саблю, задрожала от гнева и оскорбления.

– Аль-Ахмара – мой брат.

– Тогда ты опоздал! – злорадно выкрикнул аль-Ауф. – Его тут нет, и тебе никогда его не найти!

Тому показалось, что на его шее затянули петлю. Его дыхание стало прерывистым. Дориана увезли?..

– Ты лжешь! Я знаю, что он здесь! Я его видел собственными глазами! Я найду его!

– Его нет на острове, ищи где хочешь.

Теперь аль-Ауф захохотал, тяжело, с надрывом.

Том сильнее прижал клинок к его горлу.

Он смотрел прямо в темные глаза араба, мысли в его голове начали путаться.

– Нет!

Том не хотел верить услышанному.

– Ты прячешь его где-то здесь. Ты лжешь!

Но что-то в том, как держался аль-Ауф, подсказало Тому: корсар говорит правду.

Он понял, что потерял малыша Дориана, и постепенно черное отчаяние заполнило пустоту, оставленную Дорианом в его сердце.

Он отвел саблю от горла аль-Ауфа и отвернулся.

Том направился к двери, решив обыскать каждый уголок на острове, пусть даже это не имело смысла.

Аль-Ауф был так изумлен, что несколько мгновений стоял неподвижно. Потом опустил здоровую руку к рукоятке изогнутого кинжала в драгоценных ножнах, что висел на его поясе. Сверкающее лезвие тихо свистнуло, выскальзывая наружу.

Но Том не настолько глубоко погрузился в свое горе, чтобы упустить этот фатальный звук, и резко обернулся в тот момент, когда аль-Ауф одним прыжком очутился рядом с занесенным над головой кинжалом, пытаясь ударить Тома в спину.

От такой подлости отчаяние Тома сменилось всепоглощающей яростью. Он резко шагнул навстречу корсару и вонзил саблю в середину груди араба. Он почувствовал, как сталь скользнула по ребрам, потом проскочила сквозь сердце и легкие и ударилась о позвоночник.

Аль-Ауф застыл, кинжал выпал из его руки и со звоном покатился по полу, ненависть в черных глазах угасла. Том уперся одной ногой в грудь пирата и толкнул его назад, высвобождая клинок.

Аль-Ауф рухнул на колени, его голова поникла, но бешенство Тома не утихло. Он высоко взмахнул саблей и снова опустил ее, приложив всю свою силу, и сабля, просвистев по воздуху упала на шею аль-Ауфа. Голова сорвалась с плеч, с глухим стуком шлепнулась на пол и покатилась к ногам Тома.

Том уставился на лицо аль-Ауфа. Широко открытые темные глаза продолжали изливать злобу. Губы словно пытались что-то сказать, но потом веки слегка дрогнули, свет в глазах погас, и они стали пустыми и мутными, а челюсть отвисла.

– Дело сделано, и неплохо сделано, – сказал от двери Эболи.

Он вошел в комнату и сбросил с себя арабский балахон. Опустившись на корточки, расстелил на полу просторное одеяние, а потом поднял отсеченную голову за волосы.