Мушкетерка

— Мне вовсе так не кажется, — перебила я. Мне выпал шанс. — Вы же сами говорили: вы хотите заслужить себе имя, хотите приносить пользу на своих условиях. Проблема не в этом. Проблема в том, что я до сих пор практически ничего о вас не знаю, кроме того, чем вы не хотите быть. Но я существую не для того, чтобы вас развлечь. Я не игрушка. И если не хотите, чтобы я считала вас ребенком, — докажите, что вы не такой. Расскажите мне, кто вы, Этьен. Кто вы и чего вы хотите.

Воздух вдруг сделался очень холодным. Ответ родился у меня в голове спонтанно, как провокация, но, когда я произнесла его вслух, обнажив свое нутро, открыв душу всем стихиям, он прозвучал неожиданно эмоционально. Боже мой, что же я наделала?

Однако лицо Этьена смягчилось, оно стало таким теплым и уязвимым, каким я его еще не видела. Я хотела было взять его за руку, но остановилась, вспомнив наставления мадам де Тревиль. Это он должен охотиться за мной.

— Таня. — Он прошептал мое имя так, словно его губы знали и произносили его всегда. Я на секунду закрыла глаза, чтобы спрятаться от его взгляда, от резкого света и шума университетской площади, от болезненного чувства предательства, которое ворочалось у меня в животе.

На нас упала чья-то тень. Должно быть, это Арья вернулась со своей несуществующей встречи… однако она была недостаточно высока, чтобы закрыть нас от солнца. В первый раз с того момента, когда Этьен подошел ко мне, я ощутила студеный порыв ветра, покалывание зимней стужи.

— Отец?

«Только не сейчас, прошу, только не сейчас. Это трюк, шутка, розыгрыш. Невозможно заставить человека материализоваться, просто думая о нем. Если бы это было возможно, папа был бы рядом со мной».

— Я говорил матери, что возвращаюсь сегодня. Зачем было посылать за мной тебя? — сказал Этьен.

Собравшись с духом, я повернулась лицом к человеку, который, возможно, убил моего отца.

В последние несколько недель я часто представляла себе его лицо; оно являлось мне в кошмарах, от которых я просыпалась вся в слезах и горло у меня болело от крика. Вердон-старший оказался так похож на Этьена. Резкая линия челюсти, темные волосы… к счастью, его глаза оказались зелеными, холодными, ничего общего с теплыми ореховыми глазами Этьена.

— У меня нет причин посвящать тебя во все мои мотивы, но я здесь по делу. Я подумал, что ты захочешь повидать знакомые места. Кроме того, мне что, требуется разрешение, чтобы увидеть моего наследника? — Его слова звучали сухо и бесстрастно. — Итак, не хочешь ли ты представить меня своей очаровательной спутнице?

На это ушло бы меньше пяти секунд. Меньше пяти секунд на то, чтобы вытащить шпагу и кинжал из-под юбок и распороть ему живот от пупка до горла. Пальцы заныли от желания сжать рукоять. Вместо этого я стиснула оборку на юбке. Я сама себя не узнавала — я никогда не хотела причинить кому-то боль. Было что-то пугающее в охватившем меня порыве, что-то совсем незнакомое. С другой стороны, передо мной стоял возможный папин убийца. Не просто какой-то невинный прохожий. И даже не человек в доках, напавший на меня с клинком.

— Отец, позволь представить тебе мадемуазель Таню.

Вердон-старший смерил меня равнодушным взглядом:

— Просто Таня?

Неужели он узнал меня? Неужели он видел мое сходство с отцом так же, как я видела его сходство с Этьеном?

— Мадемуазель Таня, — поправила я, возможно чересчур резко.

Он разглядывал меня, как мне показалось, целую вечность. «Убийца», — звенело у меня в ушах. Сердце стучало. Наконец Вердон-старший снова повернулся к сыну:

— Любопытно. Этьен, попрощайся со своей спутницей. Ты явно отвлекся, и я не хочу, чтобы ты забыл об обещании, которое дал матери.

Его слова эхом отдались у меня в голове: нечто пугающе похожее я слышала от мамы. Она всегда требовала от меня обещаний, которых я заведомо не могла сдержать.

— Отец, я… — начал Этьен.

Вердон-старший посуровел:

— Почему я должен напоминать тебе о твоем долге, Этьен? Перед твоей семьей. Передо мной. Я сегодня добрый, так что дам тебе немного времени, чтобы ты пришел в себя. Но через пять минут ты будешь в карете. Все ясно?

Пока он шел к перекрестку в сотне футов от нас, по краям моего поля зрения бушевало пламя. Его шаги были быстрыми, выверенными. Должно быть, Вердон-старший был одного возраста с моим отцом, но папины движения выдавали усталость тела, которое отдало службе все свои силы, Вердон же двигался как человек, чье здоровье не было подорвано травмами. Ему бы не составило труда незаметно подкрасться к папе в сгущающихся сумерках под стук копыт Бо и бесшумно расправиться с ним. Если, конечно, он сам решил взяться за грязную работу. Перекинувшись парой слов с кучером, он скрылся в ожидавшей на улице карете, на дверце которой был изображен лев — похожего я видела на печати, скреплявшей письмо Этьена.