Мушкетер

Я чувствовал себя словно в лихорадке. Тело сотрясала крупная дрожь, а руки отказывались слушаться. О, какую опасную игру я сейчас затевал! Как глубоко старался я запрятать свои планы – даже от самого себя. Как будто боялся, что даже во мне самом, в душе моей таится шпион, который способен раскрыть тайну его высокопреосвященству или святой инквизиции.

Вместе с тем – и это удивляло меня самого – я не испытывал никакого страха перед будущим. И возбуждение, охватившее меня, причиной имело отнюдь не страх, а азарт. Сладковатый аромат горячего воска кружил голову, и от того азарт обретал болезненную окраску, а тени, качавшиеся по стенам спальни, становились все более причудливыми.

«Вы уверены, Исаак, что все продумали и ко всему готовы?»

Голос отца, Авраама де Порту, прозвучал так отчетливо, что я вздрогнул. Разумеется, это было всего лишь игрой воображения. Тем не менее я продолжил ее – и ответил вполголоса:

– Да, отец, мне кажется, что я продумал все. Или, во всяком случае, я ко всему готов.

«Понимаете ли вы, чем это грозит?»

– Понимаю. Это опасная игра, которую я собираюсь вести против всесильного первого министра.

«Кто вы, Исаак, и кто он?»

– Я ваш сын, – ответил я. – Я – сын человека, бросившего вызов инквизиции. И значит, я могу выиграть у его высокопреосвященства.

«Верите ли вы в успех? Верите ли в то, что сможете вернуться в Париж и при этом оставаться в безопасности?»

– Да. Я верю в то, что мне удастся спасти семейство вашего друга Карлуша душ Барруша. И я верю в то, что смогу исполнить клятву и отомстить вашему убийце. И я сделаю это, не изменяя присяге и не нарушая приказ.

Но голос мой при этом не был достаточно твердым. Возможно, поэтому тень отца неслышно метнулась в угол и растаяла в сером свете поднимавшегося утра – вместе с другими ночными тенями. Воображаемый разговор с отцом окрасил мое нетерпение в тревожащие тона. Я задул свечу и спрятал приказ. Одевшись в дорожное платье, я растолкал Мушкетона и велел ему собраться поживее. При этом я приказал слуге почистить не только мои пистолеты и шпагу, но и свой мушкет и взять в дорогу достаточный запас пороха и пуль.

Из дома я выехал экипированным так, будто направлялся на войну. Вместо камзола – желто-коричневая куртка из буйволовой кожи, теплый плащ, высокие ботфорты с красными каблуками. Мушкетон, в чрезмерном рвении, приготовил даже каску и кирасу, но их я, разумеется, оставил дома. Зато пистолеты в седельных кобурах были заряжены, дорожные сумки хранили немалое количество пуль и пороха, запасные фитили и даже запасной клинок для шпаги. На плече Мушкетона, гордо вышагивавшего у стремени, покачивался его грозный тезка – отличный мушкетон с широким стволом, способный одним выстрелом послать в неприятеля десяток безжалостных пуль. Оружие это было очень удобно при стрельбе верхом. Слуге своему я отводил роль возничего, а значит, и в его случае мушкетон был бы удобнее мушкета – в силу меньших размеров, когда нет времени на частую перезарядку. Кроме мушкетона мой верный спутник вооружился устрашающих размеров охотничьим ножом. Редкие прохожие провожали нас взглядами, в которых читались удивление и даже испуг.

В гвардейской конюшне я выбрал одну из трех мрачных черных карет, маленькие окошки которой были забраны прочными решетками, а дверцы запирались на внушительные замки. Приказав Мушкетону запрячь в нее пару уже ожидавших лошадей, я сложил весь арсенал в большой ящик, крепившийся позади кареты. Слуга мой занял место на козлах, и мы отправились к дому, в котором проживало семейство Лакедем.

По дороге в конюшню я все время думал о своем плане; сейчас же меня ожидало серьезное испытание. Я не мог сказать всей правды г-ну Лакедему. Значит, предстояло сыграть весьма незавидную роль вестника несчастья и исполнителя неправедного приговора.

Я велел Мушкетону остановиться в квартале от дома. Мне не хотелось, чтобы черная карета с зарешеченными окнами сразу же появилась у входа в дом. Вулкана я пустил шагом. Я еще не знал, как поведут себя Исаак Лакедем и его домашние, но больше всего мне хотелось, чтобы все оказалось уже позади. От сильного волнения у меня вдруг резко заболела голова. В это мгновение один из «лавочников», стоявший напротив особняка, быстро преградил мне дорогу. Я ткнул ему под нос приказ об аресте. Он испуганно отшатнулся – у меня при этом было, по-видимому, очень свирепое лицо, – но, разобрав, что предписывал приказ, облегченно вздохнул и даже заулыбался.

– Так вот почему, ваша милость, вы тут прогуливались ночью, – заговорщически подмигнул он. – А я-то вас сразу приметил, думаю – как бы этот великан не помешал… – «Лавочник» оглянулся по сторонам и коротко свистнул. Тотчас, словно из-под земли, рядом с ним выросли еще трое, похожие друг на друга как братья.

– Мне сказали, что вас будет двое! – сказал я недовольно. – И что вам предписано только охранять имущество арестованных и не мешать мне!