Муравьиный лабиринт

– Я не спрашиваю тебя, когда мне идти! Я спрашиваю: да или нет?! – повторил Денис.

Что-то обожгло Макару лицо. Ему показалось, что на мгновение от дикой боли он потерял сознание. Он упал и, только упав, понял, что Денис ударил его всего-навсего полотенцем, до этого висешим на спинке стула. Все дело в скорости удара.

– Жалеешь, гад, пальчики! Жалеешь! – процедил Макар с ненавистью.

– Я лишь призываю подумать. Ты ведь иголки в нее втыкал: значит, она тебе совсем не нужна? Верно? – голос Дениса звучал почти заискивающе.

Сам он был бледнее обычного. Подбородок дрожал. Полотенце покачивалось в руке. Боялся сам себя и того, что сейчас сделает.

– Да или нет?

– Зачем твоему Белдо пчела? – спросил Макар, чтобы отсрочить новую боль.

– Тебе не все равно?

– Нет. Это моя пчела!

– А если скажу: отдашь? – ухватился за надежду Денис. – Думаю, пчела вообще не для Белдо! Мне ничего не говорили, но когда только шел, видел у подъезда машину Гая. Теперь отдашь?

– Пчела нужна Гаю?

– Я не уверен. Но думаю: да.

– Зачем? Почему не он сам тебя попросил?

– Потому что я принадлежу Белдо… То есть к форту Белдо. До этого немного принадлежал Тиллю, но сейчас…

– Так, значит, все-таки «принадлежал»? Ты раб, да?

Денис скрипнул зубами, разозлившись на себя за эту оговорку.

– Отдаешь пчелу? Ну!

– Обломаешься. И твой Гай обломается. Моя пчела остается у меня, – медленно, с наслаждением произнес Макар.

Несмотря на полную беспомощность, он презирал этого стремительно перемещающегося слюнтяя.

Денис завязал на полотенце узел. Макар смотрел, как он его затягивает, дергая слабыми руками за разные концы. Большой, размером с кулак. Узел был только один. На второй длины полотенца уже никак не хватало. Закончив с узлом, Денис шагнул к Макару, медленно занося полотенце.

– Ты сам не понимаешь, что ты только что сказал, – произнес он печально.

Макар смотрел, как дальний конец занесенного полотенца опускается за плечо Дениса, на мгновение повисая на его куртке. Удар! Макар упал, но сразу вскочил. Новый удар мотнул его к батарее. Он опять вскочил, пытаясь защитить лицо, но полотенце хитро хлестнуло его спереди, попав узлом между носом и нижней губой. Если бы его хотя бы видеть, это полотенце! Он и Дениса-то различал едва-едва. Тот постоянно размазывался в стремительности движений. Макара снова опрокинуло.

– Ах ты!

Зверея от железистого вкуса своей крови, он рванул навстречу четвертому удару, но… его почему-то не последовало. Внезапно Денис отшатнулся, завопил и, выронив полотенце, руками схватился за лицо.

– А-а-а-ай! Ужалила! Вот черт!.. Аа-а! Я не видел, как она взлетела!

На секунду Денис оторвал от лица руки: прямо на левом веке у него сидела золотая пчела. Парень пытался сбросить ее, сорвать, растоптать, но не мог. Пчела вроде и не ускользала, но почему-то под рукой ее не оказывалось. Как он сам измывался над Макаром, так и пчела теперь измывалась над ним самим.

– Больно! Я же ослепну! Да чтоб ты…

Денис слепо рванулся, сбил с ног Макара и вырвался в коридор. Железная дверь подъезда хлопнула секунду спустя.

Макар провозился с тапками почти минуту. Вот уж нелепость! Не бабу Валю же звать! Саморезы так прижимали подошвы к полу, что высвободить их никак не удавалось.

Наконец получилось вытащить из тапки левую ногу, выскользнув заодно и из носка. За правой ногой освободилась и левая. И тоже лишившись носка. Шлепая босыми ступнями по линолеуму, Макар подошел к дивану и опустился на то же место, на котором незадолго до него сидел Денис. На полу валялось полотенце с узлом. Макар зачем-то вытянул ногу и быстро, недоверчиво толкнул его большим пальцем, точно это была живая змея. Узел перекатился, подтаскивая за собой хвост, и остановился.

Неожиданно Макар услышал низкий гул и поднял голову. На спинку стула, шевеля усиками, опустилась золотая пчела.

Глава 7 Насморк как инструмент вселенской справедливости

Часто встречаются культуристы, у которых мощные руки и слабые ноги. Это особенно заметно на пляже. Казалось бы, бросай качать руки и занимайся ногами. Но человека заклинивает, и он качает руки до бесконечности, забывая о ногах. Так же и мы: есть у нас что-то хорошее, может, от природы, и мы это хорошее прокачиваем, а об остальном забываем, считая, что мы с небом и так в расчете. Типа: зачем мне быть верным жене, если я бесплатно кормлю во всем городе волнистых попугайчиков?

Из дневника невернувшегося шныра