Он не смог выдержать долго. Напряжение росло и не отпускало. Казалось, эти двое у него за спиной продолжают свои безобразия. Но, оборачиваясь всякий раз и делая замечания, можно было открыть подлинные причины своего беспокойства. Зачем? Не надо. Может быть, они только этого и ждут. Может, как раз в этом их тайное намерение: разбалансировать его душевное состояние, довести до срыва, разочарования, краха. Нет, лишнее. Не дождавшись обещанного в программке антракта, он поднялся и, стараясь ни на кого не глядеть, покинул концертный зал.
Проходя мимо ряда зеркал в фойе и убедившись, что вокруг никого, он задержался. Стал разглядывать свое отражение. Из-под воротничка сорочки высовывалась красная обветренная шея, которая вздувалась слишком крупным и острым кадыком, выглядевшим, казалось, особенно пошло и неуместно здесь, на фоне мраморных полов с золотой каймой и флористической лепнины на потолке. Рукава пиджака, который он в последний раз надевал на собственную свадьбу, были коротки и оттуда, вместе с хлопчатобумажными манжетами, торчали крупные и шишковатые, как клешни, кисти рук со скрюченными пальцами, которые будто бы продолжали удерживать невидимые рычаги мусорной машины или черенок совковой лопаты. Почему, черт возьми, был выбран именно он? Ведь у него непрезентабельная внешность и ослиная морда. В чем смысл? Может, те, кто взвалил на него все это, крупно просчитались? Или, может, ошибся он? Но отдаленные и проникновенные звуки оратории, которая все еще продолжалась там, в зале и разносилась эхом, развеяли возникший было дымок сомнений. Он взял в гардеробе куртку и отправился домой.
5
Утром в ванной, когда он полоскал с эвкалиптовым экстрактом рот, сзади подошла жена. Хнычущим и отрепетированным голосом, как крючковатым сверлом, она принялась ввинчиваться в его грудь, нащупывая там оголенный нерв совести. Она жаловалась на то, что ей не хватает денег на еду, на лишние колготки для дочери, а Василий в это же самое время посещает концерты, кабинет педикюра, где ему срезают с пяток отмершую кожу, а недавно, насколько она знает, он записался на протезирование зубов; причем выбрал не пластмассу и не железо с титановым напылением, а то, что подороже: металлокерамику! Сколько можно?! Он ведет себя, как эгоист! Пока она все это говорила, освежающая, терпкая прохлада булькала у Василия в горле. А потом, когда терпение лопнуло, он метнулся в гостиную, нашел в буфете шкатулку с палехской росписью и швырнул сложенную вдвое стопочку купюр вошедшей вслед за ним жене в грудь. Отлетев от ее тела, деньги порхнули в воздухе и стали плавно оседать. «Подавись, дура!» – крикнул он. Задохнувшись от рыданий, жена бросилась в кухню. Дверь за ней хлопнула так, что на полке вздрогнул суповой сервиз. Нет, ну действительно дура! Да, эти деньги откладывались им на зубной мост и пару коронок, а также на уретероскопию. Но надо быть конченной идиоткой, чтобы не понимать, насколько важно для здоровья желудка тщательное пережевывание пищи, которое, в свою очередь, зависит от целостности зубов, и насколько важно здоровье именно для него. Если бы она все знала, ей было бы стыдно. Стоп, стоп. Нельзя нервничать, это может иметь катастрофические последствия. Почему он сам ей во всем не сознался? Почему не доверился? Ведь если бы она все знала, не исключено, что она была бы более чуткой и снисходительной. Он посмотрел на разбросанные по полу тысячерублевки, взвесил «за» и «против», пошел на кухню и все рассказал.