Мультики

— Пока не знаю, — просто сказал Божко. — На вид вполне здоров. Да, Герман? — Тут он подмигнул мне. Я ответил хмурой гримасой исподлобья. Мне было не до веселья.

— То есть как не знаете? — растерялся папа.

— Для того, чтобы делать какие-то серьезные выводы, — Божко прикрыл ладонью наши справки, — одних этих бумажек мне не хватает… Давайте не будем торопиться. Посмотрите, до чего вы себя довели… — Божко поцокал языком, как бы осуждая. — Нервные, задерганные, испуганные. Неизвестно, кому скорее нужна врачебная помощь — вам или Герману?

Родители застеснялись.

— Мы очень беспокоимся, — сказал папа. — Которую ночь не спим…

Божко понимающе покивал:

— Вот что я предлагаю. Во-первых, мы сделаем повторную электроэнцефалограмму…

— А эта? — Папа указал на стол. — Она неправильная?

— Считайте, что это — обычный рулон бумаги, — ответил Божко. — А на нем какие-то линии. Да, была потеря сознания, судороги — но это еще ни о чем не говорит. Я бы хотел пообщаться с Германом и уточнить кое-какие детали. А лишь после этого мы будем делать первичные заключения…

— А что со школой? — перебила мама.

— Пусть посидит до конца недели дома, — разрешил Божко. — Отдохнет. А завтра мы с ним побеседуем. Если Герман не против…

Божко у родителей вызвал противоречивые чувства. Мама на обратном пути говорила, что он черствый, равнодушный, и даже хотела искать другого врача. Папа тоже сомневался, хотя лично ему импонировали спокойные манеры Божко. Да и мне тоже Артур Сергеевич пришелся по душе. Но с другой стороны, я опасался, что Божко отнесется ко мне излишне объективно и не станет записывать в больные, а я-то, наоборот, хотел обзавестись легким недугом, чтобы избежать проблем с милицией и Детской комнатой.

На утро мама повела меня в диспансер. Пока мы сидели в очереди, она наслушалась от разных теток столько дифирамбов в адрес Божко, что чуть успокоилась насчет его человечности и профессионализма.

Божко по-приятельски встретил нас. Впрочем, увидев, что мама расположилась на стуле, он мягко выпроводил ее:

— Пускай мамочка подождет в коридоре… Мама с недовольным видом удалилась, мы остались вдвоем.

Я думал, Божко примется выпытывать у меня подробности субботы, а Артур Сергеевич начал с расспросов о моем детстве. Его почему-то зацепило, что я родом из Краснославска. Он тут же попросил подробнее рассказать о городе и школе, где я учился. Потом Божко поинтересовался, скучаю ли я по старым приятелям, и я с удивлением признался себе и ему, что уже не особенно. На вопрос, много ли у меня друзей, я сначала ляпнул: «Много», — после чего меня точно кипятком ошпарило мое непреднамеренное, но от этого не менее чудовищное предательство в Детской комнате милиции. Я больше не имел никаких друзей…

— Я спросил что-то неприятное? — Тон Божко был участливый, извиняющийся.

— Нет, — я справился с волнением, — просто я хорошенько подумал и понял: друзей у меня нет.

Божко пожал плечами, мол, на нет и суда нет, и переключился на мои увлечения: собираю ли я марки, значки, спичечные коробки, посещал ли какие-нибудь спортивные секции? Я сказал, что коллекционированием никогда не страдал, в третьем классе месяца два ходил на авиамоделирование. Но чтобы не выглядеть рохлей, прибавил, что у меня второй разряд по боксу.

Честно говоря, Артур Сергеевич больше напоминал не врача, а попутчика-пенсионера, которому интересно все: какие предметы в школе мне нравятся, люблю ли я читать, что за фильмы я смотрел?

Насчет школы я отделался историей, биологией и физкультурой. При этом я оценил деликатность Божко — он ни разу не спросил о моей успеваемости. С книжками получилось неловко, я в последнее время совсем не читал, но чтобы не оставить Божко без ответа, почему-то взялся пересказывать недавно увиденный гонконгский боевик с Брюсом Ли.

Вскоре я понял, что вместо сюжета как-то излишне подробно описываю драки. Божко, не перебивая, слушал и улыбался, а я начинал потихоньку заводиться из-за того, что никак не мог отделаться от фильма, только глубже увязал в нелепых деталях: кто что сказал, кого ударил.

Я уже был не рад, что связался с этим чертовым Брюсом Ли, но остановиться не получалось, я пытался как-то спасти положение, но лишь изнурительно топтался на месте. От злости у меня затряслись руки. Чего доброго, Божко действительно мог подумать, что я ограниченный, скучный человек без друзей — книжек не читаю, смотрю дурацкие фильмы, о которых даже нормально поговорить не могу, и на бокс я, наверное, пошел, потому что меня все дразнили!

Внимательный Божко тут же заметил, что со мной неладно.

— Почему ты злишься, Герман? — спросил он. Без подвоха, но как-то по-особенному, будто он что-то про меня понял, но пока еще не хочет сообщать, что именно.

— Я не злюсь! — несколько резковато ответил я.

Божко не подал вида.

— Не получается пересказать фильм? — проницательно предположил он.

— Все получается! Просто фильм какой-то идиотский!

— Да и шут с ним, — отмахнулся Божко. — Ты мне вот что ответь… В видеосалоны часто ходишь?

— Не знаю… — Я задумался. — Часто.