Мухтар Ауэзов

Несколько раньше своего сверстника (оба они родились в 1870 году) заключил вынужденный договор с Советами Ахмет Байтурсунов. Газету «Казак», боевой листок казахских социал-демократов (будущих алаш-ордынцев), он организовывал вместе с Алиханом и редактировал вплоть до семнадцатого года, но уже вскоре после октября, когда зашли в тупик переговоры с Кремлем, вошел в состав того самого Казахского ревкома, который вскоре разгонит правительство Алаш-Орды. Отчего так случилось? Уж конечно, не стал Байтурсунов оппортунистом, и от идеалов молодых лет не отказался, и от товарищей не отвернулся. Ясно, что это был тактический маневр — он решил, что, опираясь на власть, даже самую циничную — а в коварстве большевиков у Байтурсунова убедиться было множество случаев, — опираясь на власть и даже входя в нее, можно достичь тех же самых целей, каких не удалось добиться ни дипломатией, ни боевыми действиями. Но тоталитарное государство в такие игры не играет и прекраснодушия такого не прощает. Стремительно начавшаяся было чиновная карьера — народный комиссар просвещения Казахстана, член Всероссийского и Казахского ЦИКов, столь же быстро и пресеклась. Байтурсунов стал, как в молодые годы, журналистом, затем университетским преподавателем, что было ему по нраву, но в покое мстительная власть его оставлять не собиралась. В 1930 году Байтурсунова арестовали впервые, вменив ему «контрреволюционную деятельность», выразившуюся в тот момент, как выяснилось при реабилитации, которой пришлось ждать ровно полвека, в «несогласии с… латинизацией казахского шрифта». Тогда ему был вынесен смертный приговор с заменой на десятилетнюю ссылку. Через некоторое время последовало досрочное, по инвалидности, освобождение, а 25 ноября 1937 года тройка УНКВД Алма-Атинской области вынесла убойную резолюцию: «…являлся организатором и руководителем к-p партии «Алаш» и ее вооруженных отрядов. В 1917, 1918, 1919 годах вел активную борьбу против Соввласти. После революции создал к-p подпольную организацию для свержения Соввласти и был одним из ее руководителей. Имел связи с руководителями к-p организации в нац. республиках, вошел в к-p центр. Был связан с басмаческим движением в Средней Азии. Оказывал активное сопротивление мероприятиям партии и Соввласти, систематически занимался а/с агитацией. После возвращения из ссылки установил связь с к-p тюркской народной партией и был в курсе ее к-p деятельности». Стандартное обвинение в шпионаже, в этом случае в пользу Японии, в обвинительное заключение, правда, не вошло. Единственное, что удалось следствию, так это выбить признание в том, что некоторое время назад «приходила незнакомая женщина и сообщила, что ее муж содержится в тюрьме за какое-то политическое дело, связанное с Японией». На что обвиняемый, поразительным образом сохранивший в обстоятельствах кафкианского бреда чувство юмора, ответил, что если японцы решат пойти войной на советскую власть, то мнения казахов на этот счет не спросят. На суровом фоне «к-p деятельности» этот эпизод показался слишком легковесным. Впрочем, и всего остального с лихвой достало, чтобы вынести расстрельный приговор. Он был приведен в исполнение 8 декабря 37-го года.

Конец, неизбежный конец был один, но шли к нему алаш-ордынцы по-разному.

Мухамеджан Танышпаев, первый (они все были первыми) казахский инженер-транспортник, тоже учившийся в Санкт-Петербурге, в рядах Алаша пребывал до конца, стал делегатом так и несостоявшегося Всероссийского Учредительного собрания, затем председателем правительства Кокандской автономии, а после амнистии, объявленной ВЦП Ком в 1919 году, преподавал и занимался практическим делом строительства магистралей, в частности, Турксиба. В конце концов он станет главным героем «дела», по которому как рядовой участник будет проходить и Мухтар Ауэзов.

Упрямо и несгибаемо, до самого последнего момента не останавливаясь, шли вперед Джанша и Халел Досмухамедо-вы, участвовавшие вместе с Букейхановым в том памятном телефонном разговоре с Лениным и Сталиным. Большевики уже откровенно взяли верх, а Джанша с гордостью аристократа степи желает разговаривать лишь на равных. Увы! Сила таких претензий не признает, и уполномоченный реввоенсовета Четвертой армии с громким и неожиданным именем Мюрат рубит четко: «Для нас совершенно недостаточно одного лишь сочувственного отношения к нам, и мы считаем, что наши сторонники всеми доступными средствами должны противодействовать казакам и их сторонникам и тормозить их деятельность». Все те же немилосердные обстоятельства складываются таким образом, что общий противник оказывается посредником в невольной тяжбе союзников. В Центральном архиве Казахстана сохранился психологически убийственный документ: «Протокол заседания Военно-Революц. Комитета о переговорах с Досмухамедовым». Вот как он звучит — странновато по грамматике, но тогда было явно не до точности в выражениях, даже и бюрократической точности.