Читаем Мухтар Ауэзов полностью

Вот и призывали люди Алаша своих соотечественников сделать выбор; не жалея сил, да и слов, порою обидных, говорили они, насколько отстали соотечественники-казахи от Европы, звали поскорее очнуться от спячки и «в просвещении стать с веком наравне». Какой уж тут национализм. В пору борьбы с «засильем иностранщины», когда «французскую» булочку спешно переименовали в «московскую» (точь-в-точь, как сто с лишним лет назад селения на севере Казахстана меняли прежние названия на Белоярское, Темноярское, Черноярское), их наверняка заклеймили бы безродными космополитами.

Панисламизм — тоже легенда. То есть панисламизм как партийная идеология, как программа; что же касается индивидуальных крайностей, то они всегда бывают.

Естественно, этим людям был чужд атеизм, тем более атеизм нетерпимый и воинствующий; естественно, они и сами оставались людьми верующими и еще более — учитывали, насколько глубоко проник народный ислам в общее сознание, психологию и обычаи степи. Задевали их, конечно, и попытки насильственной христианизации степи. Сохранился один красноречивый документ. Один казах пожаловался мировому судье на православного священника, оскорбившего его, правоверного магометанина, веру. Судья благоразумно решил в конфессиональные дела не вмешиваться и переслал жалобу в вышестоящую епархию. Там на нее была наложена следующая резолюция: «Дерзкий кляузник-киргиз забыл, что он живет не в Турции, а в России православно-христианской. Оставить без последствий».

Тем не менее понятному чувству обиды воли они не давали. В делах религиозных, как и мирских, обнаруживалась открытая, не стесненная предрассудками и не терзающаяся всякого рода фобиями душа.

Справедливости ради надо, впрочем, сказать, что в узком кругу казахских интеллектуалов выделилось на переломе времен два течения. Одна группа, как раз националистического толка, усматривала в мусульманской схоластике высшую, за пределами сомнения, истину. Казахов же и мусульман вообще ставила выше народов, исповедующих иные ценности. Ну а другие были воспитаны на идеалах европейской, в том числе, и даже в первую очередь, русской культуры, будущность казахов они видели в усвоении этого наследия и перенесении его на родную почву, религиозные же вопросы вообще находили предметом второстепенным. Называя себя, на русский манер, западниками, они-то — алаш-ордынцы — были подлинными плюралистами, то есть людьми диалога — межгосударственного, межкультурного, межконфессионального. Они никого не хотели отталкивать, они готовы были разговаривать со всеми, лишь бы вокруг и впереди сделалось светлее.

Понятно, что как раз эта идея, как раз такой способ общения полностью чужды сознанию тоталитарному, сознанию, неуклонно верующему в то, что нравственность деяния определяется его соответствием революционной целесообразности. Инакомыслие же карается беспощадно и последовательно.

Что и произошло в непродолжительном времени, и нам остается лишь печально склонить голову над могилами.

Склонить и лишний раз подумать о том, что история не любит насилия над собой и мстит за клеветы. Это я к тому опять, чтобы не так сильно напрягали голосовые связки, поаккуратнее были в суждениях политики и мыслители-государственники. Так ведь и ветер недолго посеять, а бурю кому пожинать? Детям, внукам? Не хотелось бы им такой судьбы.

История Алаш-Орды — и общественного движения, и политической партии, и деятелей — описана и осмыслена, хотя кажется, далеко не в полной пока мере. Даже не все документы вроде обнародованы. Но не нам опять-таки восполнять существующие пробелы; да и предмет слишком специальный, предмет для историков казахской жизни минувшего века, по которой прокатился он с таким же оглушительным грохотом, как и по истории иных народов и стран.

Однако следует хоть бегло пролистать биографии тех, кто начинал путь неутомимыми работниками на ниве выпрямления, просветления народной жизни, а кончил мучениками. Этого требуют и справедливость и практические потребности книги о судьбе и творчестве писателя Мухтара Ауэзова.

Следом за Чоканом Валихановым — поразительным одиночкой — пришло целое поколение национальной интеллигенции. Сложись история иначе, и они оставили бы ослепительно-яркий след прежде всего в художественной и научной — гуманитарной жизни страны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии