Мудрые детки

Когда мы залезали в частично разгруженный от провианта фургон Саскии, над Риджентс-парком сияла полная луна; внутри все еще пахло розмарином. Повинуясь исходившей от Перигрина власти, никто даже официальная бабушка — госпожа Масленка, и более того, даже Старая Няня — не решился оспаривать Норино право на новоприобретенных близнецов Хазард, которые оказались, как она с радостным писком выяснила, меняя подгузники, мальчиком и девочкой — небывалое раньше в семействе событие.

Более того, Масленка сама залезла на чердак и откопала оставшуюся от Гарета и Тристрама двойную коляску, так что наши малыши поехали домой как короли, а по дороге мы планировали зайти в работающий круглосуточно магазин “Бутс” на Пикадилли и запастись бутылочками и молочной смесью.

Отведя Тристрама в сторону, Перри спросил, не желает ли тот поехать с ним в Южную Америку на поиски Гарета. С трудом сглотнув, Тристрам сказал, что желает. Так вот что ожидает Тристрама! Может, он приедет обратно лучше подготовленный к роли отца, а может и нет. У Масленки с Мельхиором был встревоженный и гордый вид — они любили его. Не знаю, счастливый ли это конец. На всякий случай постучим по дереву.

Пока мы возились с коляской, леди А. задремала в кресле, она, бедняжка, нынче быстро переутомлялась; неудивительно, что вечер ее вымотал; Перри — очень трогательная картина — унес ее на руках в свободную комнату. Саския спросила, не нужно ли нас подвезти, и я под воздействием царившего вокруг согласия попросила подбросить нас до “Элефанта”^{123} — погода стояла замечательная, и оттуда мы решили пройтись пешком.

Гася свечи, Масленка обходила залу; мы попрощались, она поцеловала малышей и, казалось, хотела поцеловать нас тоже, но, передумав, отошла. Вопрос об отцовстве парней остается открытым, но я думаю, маловероятно, чтобы у нее с Перри что-то было. Вряд ли. Наверное, у него кто-то другой был на Гантер-гроув. Мельхиор, все еще в короне, хотя уже набекрень, махал нам из окна рукой, пока мы устраивались в фургоне между пластмассовыми мисками с салатом, так и не поданным Саскией к столу из-за случившейся кутерьмы.

Масленка лучилась радостью, потому что Тристрам оставался сегодня ночевать в своей старой комнате; у Саскии хватило ума оставить его сегодня в покое, но по ее взгляду было видно, что, если мы прекратим историю в этом месте, для нее такой конец не будет счастливым, нет, господа! Она еще не покончила с этим парнем, и для собственного блага ему следует поскорее убраться подальше, хоть и на Амазонку.

Однако нынче ночью между сестрами Шанс и Хазард наступило пусть непрочное, но перемирие. Мы не сказали друг другу ни единого слова о прошлом, о колкостях, о доме на ферме, о сутяжничестве, о лестнице. Держа на коленях аквариум, Имоген сидела впереди рядом с Саскией. Вид у нее был довольный, но она всегда была со странностями. Время от времени она беззвучно открывала и закрывала рот.

— Что? — спросила Саския.

— Золотинка прощается, говорит: “До свидания, храни вас Бог!” — сказала она.

Меня чуть не стошнило. “Держись! — напомнила я себе. — Перемирие!”

Нора толкала коляску. Я несла довольно тяжелый пакет с покупками из “Бутс”. Казалось, что Нору окружает в ночи сияющее облако в форме сердца, да и я тоже была довольна появлением младенцев.

Только слишком уж поздно и неожиданно они явились...

— А что мы с кошками сделаем, Нора?

— Думаю, придется освободить под детскую старую бабушкину комнату, — не обращая внимания на мой вопрос, сказала Нора. — Выбросим весь хлам, наймем какого-нибудь парня, чтоб покрасил ее в белый цвет, может, сделаем бордюр с картинками из Беатрикс Поттер. Как ты считаешь?

— Мы теперь не сможем уходить по вечерам, Нора.

— Можешь ходить, куда хочешь, сестричка, — великодушно заявила она. — Я с радостью останусь дома с нашими ангелочками.

Ей, должно быть, послышался писк; склонившись над коляской, она заглянула внутрь.

— Малыши! — прошептала она и ликующе закудахтала.

— Мне без тебя скучно выходить одной, — сказала я.

— Хватит, Дора, пора уже повзрослеть.

— Тебе хорошо рассуждать, Нора, ты всегда хотела детей. И вот — получила.

Она опять захихикала.

— Мы теперь обе — за мать и за отца, — сказала она. — Мудрые детки у нас вырастут, можно не сомневаться.

Она еще раз посмотрела на малышей, они спали беспробудным сном. Крутом царила тишина, нарушаемая только шуршаньем резиновых колес, да изредка раздавался призывный кошачий вопль. Я поделилась с Норой своим раздумьем:

— Знаешь, Нор...

Она повернула голову.

— Нора, наш отец не показался тебе сегодня каким-то плоским?

Ее взгляд приглашал меня продолжить мысль.

— Слишком добрый, слишком симпатичный, слишком полный раскаяния. После всех этих лет молчания. Помнишь тот выходной день, когда он нам в глаза заявил, что мы — дочки Перри? А сегодня, когда он плакал — особенно, когда он плакал, — у него был такой невзаправдашний вид, каку картонных фигур на карнавале Ноттинг-хилл — хоть и больших, но ненастоящих?

Какое-то время Нора шла, размышляя.