Мучение любви. Келейные записи

Но это не единственная, сокровенная в нас бездна – их много! Так, в нас есть другая «бездонная пропасть» – потребность не менее сильная и при случае пленяющая все помышления и чувства,– потребность быть любимыми, быть для кого-то дорогими, близкими, кем-либо высоко ценимыми, уважаемыми, кому-то весьма желанными. Когда-то все это относилось в нас только к Богу, только в Боге эта потребность могла бы находить свое удовлетворение, но, удалившись от Него, лишившись той благодатной близости, которая одна могла питать ее, согрешив против любви, мы стали всего этого искать в этом падшем мире, ждать этого от падших своих братьев и сестер. И вот эта никогда не удовлетворимая до конца потребность ныне стала центром, главной заботой, основной точкой приложения всех наших сил, жизненных интересов, стимулом бурной деятельности. Вдумаемся хорошо: что нами не делается в течение дня именно ради этого? Все, что люди желают сегодня иметь в жизни,– это прежде всего и почти всегда обретение цены, значимости, почтения или – хотя бы видеть рабское преклонение перед собой в среде окружающих, быть центром внимания, благоговения, «важной фигурой» в глазах людей. Это в нас как мучительная жажда, томительная, постоянно напоминающая о себе боль! Мы хотим, чтобы все, что мы любим в себе, обязательно любил в нас еще кто-то, и даже то, чего мы не находим в себе, но что хотели бы находить,– чтобы непременно в нас находили другие. Если что-то наше никем не любимо, нам уже не по себе, нам больно, скучно, нам оно уже неинтересно и ненужно. И когда мы не подкармливаем вовремя эту потребность, тогда-то она, подобно голоду и жажде, разевает пасть и превращается в то же буйное чудовище.

Выход только один – к Богу! Искать Его любви – истинной и беспредельной! Но прежде разлюбить себя, увериться, что нет в нас ничего достойного любви. Итак, сколько борьбы! Сколько труда: надо измениться, покаяться, оставить все, что лживо, притворно, построено на иной любви, на эгоизме и самости! Бог совершенно свят – и приблизиться к Нему может только освященное. Он призывает нас очиститься, освятиться,– значит, измениться, то есть отбросить, как грязь, как старую кору или шелуху, все земные пристрастия, все привязанности, все мелкие наши «любвишки». Распродав все мелкие жемчужины, купить одну великую и славную, более всех других.

Итак, необходима решительная самоотверженность – то, чего нам очень теперь не хватает! Все, что мы любили в себе, то есть почти все, что, как нам казалось, составляло нашу жизнь, наполняло ее, украшало, делало занимательной, теперь надо отбросить, совлечь с себя с усилием, как змея сдирает с себя старую кожу, протискиваясь сквозь колючий кустарник, между острых камней. Надо даже «возненавидеть» самих себя – таких, какие мы есть теперь, то есть разлюбить накрепко! Но как жаждет жизни эта полумертвая наша оболочка, как боится смерти эта полуживая наша половина, которая от мира сего! Как желается ей пожить и поплясать еще в этом балаганном мире, погулять вволю, попаясничать, попьянствовать, подышать еще его хмельным дурманом! Как жаждет падший человек наш, чтобы его любили уже здесь, теперь же и именно таким, каков он есть, сейчас же, со всеми его «человеческими слабостями» и нечеловеческими сильными желаниями и порывами, со всеми его нежностями и жестокостями, то скотскими, то зверскими поступками, со всеми актерскими розыгрышами и шутовскими кривляниями, то со злобной замкнутостью, то с язвительной говорливостью – таким, каким он сам себя все еще любит до опьянения, несмотря на то что страдает каждую минуту именно от самого себя. И вот необходимо постоянное противление – стоять «грудью» наперекор наплыву душевного тепла, не позволять себе растаивать от обманчивого дуновения еще далеко не весеннего ветерка, не обмануться преждевременной оттепелью. Иначе оттаявшее, размягчившееся начнет гнить, смердеть разложением. Пока время зимы, полезна нам сухость мороза! Так на легкопортящихся продуктах пишут: «Хранить в сухом прохладном месте».

Пока не имеем права на кипучую жизнь, бьющую весенним ручейком из ожившей земли, пока не имеем здоровья для этого веселья, недостаточно осолены, чтобы встретить неповрежденно теплоту дня. А как опасно для монаха это искушение: вдруг входит в его жизнь какой-нибудь «добрый», «хороший», «милый» человек, весь такой изъязвленный, жалкий и теплый, в его «холодную» жизнь; входит такой влажный, пахнущий улицей, дождем, в его сухую келью, пропитанную ароматом фимиама, медовым запахом воска… Конечно, надо помочь: поддержать, научить, охладить пыл, согреть душу, высушить влажную одежду, напоить чистой водой, утолить его голод…