Мучение любви. Келейные записи

Как безобидно, трогательно, даже «свято» выглядит эта первая помощь озябшему скитальцу, набредшему случайно (а может, не случайно? от Бога ли это?) на спасительную обитель одинокого отшельника… И при неосторожности как растепливается, как разнеживается душа одиноко живущего, когда он вдруг оказывается так нужен, так полезен какой-либо потерявшейся душе! Как вдруг легко забывается то, как неотложно он нужен самому себе, как срочно нужен для важнейшего дела, что он еще не потушил до конца пожар в своем доме, что он сейчас как раз спешил с ведром за водой, чтобы продолжать борьбу с коварным пламенем… А если есть еще и отдача? Если его с интересом слушают? Если слово его оставляет «яркий след», сочно живописует на этом не исписанном еще холсте? Тогда тихий и скромный уединенник и затворник широко растворяет сердце и льется, льется из его души вода; он и живописец, и ваятель, и поэт, но сам не знает, откуда берутся слова, столько чувств, заботы, любви, нежности, самоотдачи… Он жадно пожирает внимание к себе, к своему слову. А это почтительное: «скажи, отче», «благослови, отче», «прости, батюшка» – как сладкий праздничный пирог на Пасху после долгого строгого поста. Кусочек, еще кусочек – как приятно, как хорошо…

Однако почему-то и дурно как-то, не по себе, подташнивает. Сердце уязвлено, далее – больно, и, наконец,– хронический пьяница, пристрастившийся к незаконному, уворованному веселью. Но душа уже кричит: еще! еще! Дайте пить, хоть глоток – это признание, это внимание, эту «без меня необходимость»! Все растаяло, потекло! Жизнь, деятельность, журчание речей, щебетание голосов, повеселели глаза, разгладились морщины… оттепель – да не по весне! Завтра опять подует холодный северный ветер, ударит зимний (все еще) мороз, все преждевременно ожившее, пустившее ранний цвет померзнет, погибнет. Все соки, взыгравшие по ложному зову, заледенеют, разорвут вены ветвей, и весна, пришедши, найдет ветви поникшими, не способными к цветению, к плодоношению. Один день призрачной жизни, несвоевременного взыграния, подложной весны лишил его счастья истинной, вечной радости, пасхального цветения, в срок плодоношения. Отпраздновать Пасху прежде Страстной седмицы – довольно распространенное искушение и, может быть, самое частое для «строго попостившегося» в начале Великого поста.

«Нежность» не очищенного от жестокости страстей сердца, «жертвенность» души, не отвергшейся еще самости, «любовь к ближнему» любящего себя и поставляющего себя далече и высочайше всех близких и дальних – как все они коварны! Как смеются эти «призраки добродетелей» над нашим братом! Какие это хитрые злодеи в миловидных масках! Мы думаем: это смиренные девы, а это ведьмы коварные, с личинами невинных девиц, скрывающие под благовидным покровом скромных одежд сосуды со смертоносным ядом в костлявых, греховодных руках.

Сердце думало любить. Но оно только больно

Какая опасная болезнь – пристрастие духовника к пасомому им! Иной раз начинается она с того, что человек, до того времени обращавший на себя спокойное и сдержанное внимание пастыря, вдруг начинает привлекать к себе его сильное сочувствие, уже кажется ему необычным, каким-то «особенным», из «общего ряда выдающимся», очень каким-то «хорошим», располагающим к жалости, к сугубой заботе о себе, таким «духовно одаренным», «многообещающим», даже особенно «талантливым», «способным вобрать в себя, развить слово и мудрость христианские»… Чаще всего такая перемена отношений происходит после откровенной беседы – одной, другой, иногда после откровенной исповеди, когда душа предстает в самой своей непосредственной красоте и, несмотря на весь грязный покров, греховную кору, высвечивается из-под этих уродливых наслоений Самим Творцом написанный образ – чистый, светлый, привлекательнейшей простоты и красоты лик души. Именно кающаяся, смиряющаяся душа, чистосердечно исповедующаяся, как бы сбрасывающая грязную одежду, обнажающаяся от игры, фальши, притворства, необыкновенно красива, привлекательна! В этот момент сердце духовника всегда невольно согревается, располагается к кающемуся, часто проникается теплотой и нежным, состраждущим чувством.