— Старик? — хозяин снова взглянул на них. Он указал на Харуто. — Он не выглядит старым, но вы… — он замолк, увидев хмурый взгляд Гуана. — Прошу прощения, — хозяин низко поклонился.
Харуто вытащил маленькую деревянную императорскую печать из рукава кимоно и поднял ее.
— Если сможете повесить это перед баром, пока я тут, я буду благодарен.
Глаза хозяина загорелись, как солнце.
— У нас есть для вас работа, мастер оммедзи. Ждите тут, я принесу еду, — мужчина поклонился с уважением, схватил печать и ушел.
— Работа, работа, работа, — бормотал Гуан. — Я многое отдал бы за выходной.
Харуто фыркнул.
— Один из нас должен зарабатывать.
— Ха! — воскликнул Гуан. — Я очень популярен в Хосе, кстати.
— Вот и нет.
— Властные люди посылали мне подарки, чтобы я написал их истории.
Харуто закатил глаза. Они повторяли этот разговор каждый день с тех пор, как покинули Бан Пинь.
— Это не так.
— Женщины в восторге от моих слов.
— То было двадцать лет назад.
Гуан прищурился, глядя на Харуто.
—
Харуто рассмеялся.
— Ты — ужасный поэт.
Гуан почесал ладонью бороду и кивнул.
— Признаю, это было не лучшее мое творение.
Хозяин принес им три бутылки вина и чашки. Харуто налил себе чашку, другую отставил. Через какое-то время черепашка выползла из кухни, прошла к столу. Она остановилась рядом с Гуаном, посмотрела на стареющего поэта и постучала по столу коренастой лапкой.
Гуан взглянул на черепашку.
— Сделай сама.
Черепашка еще раз попыталась поднять лапу достаточно высоко, чтобы забраться на стол, посмотрела снова на Гуана. А потом открыла рот и свистнула.
Гуан вздохнул и поднял черепашку с пола, перевернул ее и опустил на стол панцирем вниз. Черепашка болтала лапками в воздухе.
— Это немного подло, — сказал Харуто.
Гуан фыркнул.
— Она сможет перевернуться, если захочет. Просто ей нравится изображать беспомощность, — он склонился и смотрел на черепашку, ткнул ее пальцем, и она закрутилась.
С хлопком темный комок шерсти размером с котенка вылетел из черепашки. Она выглядела как большой комок пыли с огромными глазами и тонкими волосатыми ногами. Она прошла по краю стола, пока черепаха махала лапками в воздухе. Шики была игривым маленьким духом, который любил захватывать зверей, но она редко думала, в каком положении оставляла их, когда покидала. Она смотрела на Гуана огромными мерцающими глазами, вытащила из пушистого тела тонкую руку и погрозила ему, тихо чирикая.
— Что она говорит? — спросил старый поэт.
Харуто улыбнулся.
— Что ты — грубый нахал.
Гуан поставил черепашку на лапы и опустил на пол.
— Я не должен был спрашивать, — черепашка повернулась и ушла к кухне.
Шики закончила тираду и прошла к третьей чашке вина. Ее тонкие ноги казались достаточно сильными, чтобы поддерживать ее вес, и она всегда казалась неуклюжей в своем естественном облике. Наверное, потому она часто захватывала зверей. Она села на столе перед чашкой вина, ее ноги пропали, словно и не существовали, черные лапки с дрожью подняли чашку. Широкий рот открылся в глубинах ее шерсти, и она проглотила вино одним махом. Она облизнула губы, и ее рот пропал, словно его там и не было. Она была спутником-духом Харуто, сколько он помнил, но ее причуды всегда вызывали у него улыбку.
— Чудесно, — сказал Гуан.
Харуто пожал плечами.
— Нет-нет-нет, — сказал хозяин, когда принес две миски горячего бульона. — Никаких… кхм, зверей? Они пугают мою черепаху.
Шики взглянула на хозяина, моргнула, а потом посмотрела на Харуто и чирикнула.
— Шики — не зверь, — сказал Харуто. Он вел этот разговор с каждым хозяином таверн в Хосе, Ипии и Нэш. Может, не Нэш, но тем было плевать, даже если ты брал с собой в таверну лошадь. — Она — дух.
Хозяин таверны пялился миг то на Шики, то на ритуальные посохи у стены.
— Ёкай? Это хуже.
— Она — не ёкай, — возразил Харуто. — Она — дух-спутник. Мой дух-спутник.
Гуан фыркнул.
— Ёкаи устраивают проблемы. Она устраивает проблемы. В чем разница? — Шики хмуро посмотрела на него.
— Ты не помогаешь, Гуан.
Хозяин таверны стоял с красным лицом, держал их еду.
— Шики, — Харуто кивнул ей. Она встала, закружилась на месте, запрыгнула на плечо Харуто, долгий миг смотрела на хозяина, моргнула и исчезла. Харуто все еще ощущал ее пушистый хвостик, щекочущий его шею. Он заплатит за это позже. Шики ненавидела быть невидимой.
— Я думал, вы убиваете ёкаев? — сказал хозяин, опуская миски на стол.
Харуто скривился.
— Я — оммедзи, — сказал он. — Мы не
Гуан сделал глоток вина и вытер лицо рукавом.
— Я написал пару стихотворений о его деяниях. Например, «Бой двух мостов»? Как там?
— Гуан, — Харуто покачал головой. Стихотворение было ужасным и не показывало их в хорошем свете.