Мстительница

– Светлячок – это не самое странное. Странно, что тебе на него, похоже, плевать. Ты его почти приветствуешь и носишь как знак отличия. – Он достал два маленьких мешочка и положил на камбузный стол. – Ваша доля. Надеюсь, я рассчитал справедливо.

Судя по ощущениям, в моем мешочке было шесть-семь пистолей. Даже если они были малого достоинства – а я в этом сомневалась, потому что Джастрабарск и Ракамор считали друг друга одинаково честными людьми, – столько денег сразу я еще ни разу в жизни не получала. Я задумалась о том, позволяет ли этикет развязать шнурок и заглянуть внутрь, но последовала примеру Прозор и ничего подобного не сделала.

– Береги эти деньги. Прозор в напоминаниях не нуждается, но тебе скажу: в Тревенца-Рич не очень-то хорошо обстоят дела с охраной правопорядка. Если кто-то украдет этот кошель до того, как ты успеешь сдать его в банк ползунам, с тем же успехом ты могла остаться дома.

– Я о ней позабочусь, – сказала Прозор, запихивая свой кошель во внутренний карман. – Впрочем, она и сама не лыком шита.

– И еще кое-что, – произнес Джастрабарск.

Он вытащил из кармана пистоль и положил на стол. И ничего не сказал – просто сидел несколько секунд, давая нам обеим время вытаращить глаза на кругляш и попытаться угадать его ценность. Штуковина была того же размера и толщины, что и любая другая, но по плотному узору из пересекающихся полос на поверхности я поняла, что это один из самых ценных пистолей, которые мне доводилось видеть.

– Думала, нам уже заплатили, – сказала я.

– Я не могу уговорить вас остаться на моем корабле, – сказал он, нарушив собственное молчание, когда пистоль произвел достаточный эффект. – Но мне все же хотелось бы, чтобы вы обдумали это предложение. Вы можете целый год путешествовать на любом корабле, взломать дюжину шарльеров, но столько денег не заработаете. Он ваш, в обмен на простую вещь.

– И какую же? – спросила Прозор.

– Информация. Если одной из вас она известна, та, кто ею поделится, может забрать пистоль себе. Если хотите его разделить, можете поведать нужные мне сведения вдвоем.

– О каких сведениях речь? – спросила я.

– Вы работали на Ракамора. В твоем случае, Фура, это продлилось недолго, но ты была его чтецом костей, и он должен был быстро посвятить тебя в свои тайны. А вот ты, Прозор, побывала с ним во многих мирах и шарльерах. Я знаю, что тебе известно про Клык.

Она не отвечала ему несколько секунд, и я, конечно же, не осмелилась заговорить вместо нее.

– Про что?

– Это шарльер. Хоть что-то я знаю. Но имя не официальное и не соответствует ни одному из шарльеров в наших документах. А еще я знаю – по крайней мере, так гласит молва, – что Ракамор нашел там что-то, вынудившее его подумывать о возвращении, как только получится собраться с духом. Понимаете, пока он был жив, я и не собирался наступать ему на пятки. Клык был его делом, не моим. Но теперь все изменилось. Он туда не вернется, и, если одна из вас не заговорит, у информации есть все шансы умереть вместе с вами. – Он снова взял пистоль и повертел в пальцах, чтобы мы как следует его рассмотрели. – Там барахло призрачников, вот что я слышал. Может, правда, а может, и нет. Надо ведь сперва его вскрыть и проверить, верно? Но для этого надо узнать орбиты, процессии, ауспиции – все то, чего у меня нет.

– Тогда тебе не повезло, – тихо сказала Прозор. – Я ничего об этом не знаю. Наверное, до тебя дошли какие-то слухи, только и всего. Если бы Рэк нашел такую добычу, разве мог он не вернуться, как думаешь?

– Может, просто ждал подходящего момента? – Джастрабарск повернул свою огромную, как валун, голову в мою сторону и передвинул пистоль так, что тот оказался на столе прямо передо мной. – Значит, все это лишь слухи?

Я снова посмотрела на пистоль. Я неплохо разбиралась в деньгах низкого достоинства, но более высокие значения были устроены хитро: чтобы разобраться в расположении мер, надо было знать толк в базовых значениях, и так далее. Не то чтобы мне когда-нибудь понадобилось определить на глазок сто- или тысячемерный пистоль: на такие штуки пускали слюни банкиры и богатые разумники. Перекрещенные полоски-меры на этом пистоле парили над уходящей вглубь решеткой из золотых и серебряных нитей, как будто я заглядывала внутрь чего-то более глубокого, чем стол, на котором оно лежало. Никто теперь не умеет мастерить такие штуки, вот почему пистоли невозможно подделать.

– Если это был не просто слух, – сказала я, – то мне ничего не известно. Мы никогда с Рэком о таком не говорили. Простите, капитан. Я бы с огромной радостью забрала из ваших рук эту прелестную штучку.