Мстительница

– Случались в моей жизни всякие совпадения, – говорил он, пока мы запечатывали шлюз перед отправлением катера. – Но чтобы на протяжении считаных недель один член команды погиб, а другой был ранен…

– Говорят, невезение любит троицу, – заметила Страмбли. – Интересно, что будет дальше?

– О, номер три уже был, – сказал Труско с убежденностью, от которой сам улыбнулся. – И даже номер четыре, если считать первые два шарльера по отдельности.

В катере нас было четверо, в отличие от обычной команды Труско из трех человек. Вдобавок к Труско и Страмбли мы с Прозор заменяли отсутствующего Гатинга. Мы оставили Дрозну, Тиндуфа и раненую Сурт присматривать за кораблем. Через маленькие иллюминаторы катера я наблюдала, как «Королева» становится все меньше и меньше, постепенно теряясь на фоне далеких звезд и Вихря, похожего на смазанный отпечаток пальца на морозном стекле. Это был всего лишь корабль и не очень внушительный, но все они через какое-то время кажутся домом, и, что бы я ни думала о ее команде, сама «Королева» никого из нас не подвела. Оставляя ее вот так, в полном одиночестве, на милость «Рассекающей ночь» – она была где-то рядом, пусть мы ее и не видели, – я ощутила тихий стыд.

Но я собиралась вернуться.

Труско спускался легко и непринужденно, потратив целый час на то, чтобы подвести нас к поверхности, а когда мы прибыли, он провел еще час, кружась возле шарльера, просто на случай, если там было что-то не соответствующее картам. У нас оставалось двадцать шесть часов с того момента, когда он наконец-то посадил катер, и пришлось потратить еще один на раздумья о том, как лучше переместить оборудование в шахту. Мы с Прозор не могли его торопить, но, когда встретились взглядом, напряжение в ее глазах было таким сильным, что казалось, в них вот-вот полопаются кровеносные сосуды.

– Понимаю, – ответила я одними губами.

К счастью, наверху не было никакой двери, только круглое отверстие в коре шарльера. Его можно было принять за затененный кратер, только вот на этом камне, похожем на кость, других кратеров не было. Даже с близкого расстояния дыра не казалась чем-то особенным. Надо было подойти почти к самому краю, чтобы понять: это шахта, идущая прямо вниз, – и казалось, что у нее вовсе нет дна.

Ширина шахты, насколько это имело значение, составляла сотню пядей. Мы об этом уже знали по записям и пришли подготовленными. Одетые в скафандры, мы разгрузили оборудование и разложили на земле у края шахты. Основной его частью – самой объемной – была шарнирная рама, раскладывающаяся в подобие треугольника, острый конец которого можно было расположить над дырой. Другие концы рамы уравновешивались с помощью горючего с катера, а также крепились к поверхности крюками.

На остром конце рамы имелась электрическая лебедка с барабаном, на котором было намотано полторы лиги каната. Он крепился к ведру, которое на самом деле представляло собой хлипкую платформу с сетчатыми бортами: мы могли втиснуться на нее вчетвером, и оставалось еще немного места для трофеев. Один борт можно было опустить, образуя короткий мостик, если бы мы случайно оказались возле дверного проема в стене шахты.

– Установим ее тут и спустимся, – сказал Труско, стоя на краю ямы и уперев руки в бока. – Как только определим, где в шахте расположены двери, сможем подняться и соответственно передвинуть раму.

– У вас есть робоглаз, которого можно послать вперед нас? – спросила Прозор.

– Машины плохо переносят шарльеры, Проз, – ответил Труско с таким видом, словно он был в этом деле настоящим докой. – На них нельзя положиться, как и на трещальник или усилители мощности. Нет, будем действовать медленным и надежным образом – шаг за шагом. В прошлом это срабатывало, сработает и сейчас.

– Да, – пробормотала я, как будто внутри у меня поселился Гатинг и теперь пропихивал ехидные слова в мой рот. – Зачем менять формулу победы?

К тому времени, когда мы были уже готовы опустить ведро, оставшееся время сократилось до двадцати трех часов. Прозор посмеялась бы надо мной, но я чувствовала зловещее покалывание в вакууме вокруг шарльера, как будто поле уже начало сгущаться, наполняться непонятными энергиями, которые должны были в конце концов слиться воедино и образовать непроницаемую поверхность.

А может, она бы промолчала.

Ведро медленно опускалось. В трамвае или поезде лига – небольшое расстояние, но все совсем иначе, когда движешься по вертикали. К тому же трос представлял собой не единый кусок. Это были соединенные вместе и держащиеся на честном слове двадцать разных снастей. Самые крепкие поместили сверху, потому что там трос принимал на себя наибольшее напряжение. Самые слабые и потрепанные куски были прямо над ведром, где мы могли их разглядывать и представлять себе, как будем падать, если трос лопнет.

Избавлю вас от тревог: они не лопнули, мы не упали.