Все-таки это замечательное слово — единогласно! Просто замечательное!
Аня вышла на воздух, в радостном волнении забыв застегнуть полушубок. Ей кто-то помог это сделать. Кто-то жал руку, кто-то похлопывал по плечу. И так все это было просто, хорошо, так по-человечески, что девушка готова была заплакать от счастья. Она постарается, очень постарается сделать такое, что они сразу поймут — не зря поднимали сегодня руки за нее, за девчонку с косичками…
«Мама! — позвала про себя девушка. Она сейчас особенно остро чувствовала необходимость поделиться своим счастьем с матерью, с отцом, с Женькой. — Мама! Где она, мама?» Штаб фронта прислал недавно еще один неутешительный ответ на ее запрос:
«…пока адрес не установлен…»
И еще одно имя звучало в ее сердце — Костя! Оно звучало так отчетливо, что Ане вдруг показалось, будто где-то тут неподалеку и впрямь стоит Костя, живой, веселый и уже протягивает обе руки, чтобы обнять ее и сказать: «Поздравляю…» Она оглянулась. Деревья, деревья и плоские накаты землянок. Посуровело девичье лицо, а руки в карманах полушубка сжались в маленькие, но крепкие кулаки.
— Анка, идем петь! — позвал Володя Буров.
Тревожа душу, из ближней землянки доносилась полюбившаяся всем мелодия:
— Идем, — отозвалась Аня. — Идем петь.
— Владимир Буров, срочно в штаб! — крикнул вестовой.
— До свидания, Золотинка! — Володя помахал рукой…
Жизнь в партизанском лагере продолжала идти своим чередом, по своим лесным законам, по общему для всех советских людей закону военного времени, который требовал от каждого быть смелым, мужественным, готовым выполнить любое задание…
Любое задание Коммунистической партии.
ОХОТА ЗА ЭШЕЛОНАМИ
Жизнь в лагере шла своим чередом.
Фронт приближался. Оккупанты значительно усилили охрану своих коммуникаций. С обеих сторон железной дороги на сто метров вглубь был вырублен лес и кустарник. Возле насыпи через каждые 400—500 метров появились дзоты, где круглосуточно дежурили пулеметные расчеты. По насыпи почти непрерывно ходили патрули с собаками. Во многих местах подходы к железной дороге были заминированы противопехотными минами. Каждую ночь устраивались засады на партизан.
В таких условиях подрывникам пришлось отказаться от мин, для установки которых предварительно требуется вырыть ямку, — не хватало времени. Перешли на самодельные, так называемые «нахальные» мины двух типов: «на штырь» и «на детонатор». В первом случае это был заряд тола в два-три килограмма — чаще всего в деревянном ящичке. Мина устанавливалась прямо на шпалы между рельсами, затем в нее вставляли взрыватель ударного действия — с палочкой на конце или шомполом от винтовки. Паровоз толкал штырь — мина взрывалась. Второй тип «нахальной» мины был так же прост: две толовые шашки, детонирующий шнур, капсюль-детонатор. Эта мина устанавливалась с наружной стороны колеи вплотную к рельсу и прижималась колышком или просто кучкой снега. Детонатор, раздавленный колесом паровоза, вызывал взрыв — эшелон летел под откос.
Теперь немцы не пускали поезда по ночам, это создавало для партизан дополнительные трудности. Приходилось ставить мины днем, в те считанные минуты, пока группа прикрытия вела перестрелку с патрулями, охраной.
Был убит Витя Горобец. Были убиты и ранены другие подрывники и бойцы группы прикрытия. И все же партизанские минеры регулярно ходили на «железку», и количество спущенных под откос вражеских эшелонов росло.
Аня Малых вместе с подрывником Андреем Футьяновым была назначена на очередную операцию.
Андрей Футьянов был опытный подрывник и разведчик. Перед тем как попасть в соединение Федорова, он партизанил под Нежином в отряде Героя Советского Союза Бовкуна. После встречи с Советской Армией Андрея Футьянова направили на курсы при штабе партизанского движения, затем — в Черниговско-Волынское соединение.
За полгода Андрей сам подорвал три эшелона и участвовал в подрыве других четырех. На диво хладнокровный, знающий свое дело, минер этот был для Ани великолепным напарником.
Остальные члены группы тоже подобрались словно по заказу. Все они уже не раз участвовали в сложных операциях. Командир Кравцов вместе со своей группой насчитывал девять немецких эшелонов, взорванных и спущенных под откос.
До крайней заставы доехали на санях. Потом встали на лыжи. Шли ходко, без проводников: многие бывали тут не один раз, хорошо знали район. Наст держал превосходно. Шли как на учебно-тренировочном марше: 50 минут хода — 10 минут привал. За день сделали половину пути. На ночь забрались в густой вековой бор. Нарубили еловых лап, набросали их на очищенное от снега место, развели два больших костра и, выставив в отдалении дозорных, улеглись отдыхать. Лишь дневальным было много мороки. Они обязаны были через каждые полчаса переворачивать уставших бойцов на другой бок, чтобы те не простудились и не обожглись.