Можно тебя навсегда

     – Не злюсь, – Тойота в это время открылась, Богдан взял Тёму, умело усадил в кресло, к которому малой начал привыкать, а на днях Ольга привезла подвеску с яркими, гремяще-шелестящими, поющими игрушками, понравившимися малому.

     – Злишься! – пискнула за спиной Крош.

     – Нет, – почти рыкнул Богдан. – Жень, – он выбрался из машины, встал, нависая над Крош, зажимая между открытой дверью и своим телом. – Я не злюсь, правда, – пришлось выдавить из себя подобие улыбки. – Просто прикидываю, сколько твои анализы делаться будут.

     – Ну…

     – Если я не трахну тебя в ближайшие дни, лопну, так понятней? Разорвёт к херам собачьим, – он приблизился к Жене, удивительно остро почувствовал пудрово-цветочную смесь шампуня, крема, солнца, веснушек. – Хочу тебя, – просипел он, нагнувшись под рост застывшей Крош. Крошечной Крош.

     Пододвинулся ещё на половину шага, почувствовал телом тело Жени. Полную грудь под тонкой тканью сарафана, гладкое бедро под своей ладонью. Резко подался бёдрами вперёд, имитируя поступательно-вращательное движение – древнее, как мироздание.

     – Поехали, люди смотрят, – с трудом удалось стряхнуть марево острого вожделения, тягучего, терпкого, ядовитого.

     Женя отмерла, закопошилась, юркнула на заднее сидение, как специально продемонстрировав круглый, упругий зад, подчёркнутый лёгкой, струящейся тканью до середины бедра, крепкие, не покрытые загаром ноги, дразнящие белизной кожи.

     Богдан сел за руль, тронулся, не отводя взгляда от лобового стекла, демонстративно не обращая внимания на глазеющую парочку, заставшую его с Женькой за почти непристойным занятием. Подумаешь, едва не кончил, толкнувшись пару раз в мягкий живот. Джинсы спущены не были, ничего оскорбляющего нравственность не произошло. А если произошло – пусть оскорбляются на здоровье. Ещё пара дней воздержания, и он оттрахает свою гостью посередине ярмарочной площади, настолько ему это необходимо.

     Постепенно пелена спадала с глаз. Что же он за человек такой? Сдала анализы – умница. Подумала о своём здоровье, благополучии сына, о его, Богдана, здоровье, в конце-то концов. Нужно держать себя в руках. Невмоготу? Передёрни!

     Он посмотрел в зеркало заднего вида. Крош заканчивала кормить Тёмыча, тот лениво дочмокивал смесь, закрывая глаза, явно намереваясь уйти в дневной сон. Не в своё время, но ничего не поделаешь. Если рыжий карапуз что-то решил, от своего не отступится. Весь в Женьку, а то и в Богдана. А что? Сколько он маячил перед глазами его матери, пока Артём ждал появления на свет? Мог нахвататься привычек. Сомнительная теория с медицинской точки зрения, научная основа хромает на обе ноги, а Богдану нравилась – отлично объясняет настойчивость Тёмыча.

     Женя поймала взгляд Богдана, широко улыбнулась, щёки покрылись едва заметным румянцем, она не отводила глаз от зеркала, смотря в глаза Богдана. Солнце скользило по оголённым плечам, целуя веснушки на белой коже, заканчивало путь на круглых, чуть разведённых коленях.

     – Не обязательно ждать результаты, – тихо сказала она. – Я тоже… хочу.

     – Жень, это безответственно.

     – Почему? – она пожала оголёнными плечами. – У тебя есть санитарная книжка, а у меня последний раз было… давно, в общем! Если не считать того раза, в апреле, – Женька тут же отвела взгляд, уставившись в окно, притихнув, словно перепуганный мышонок.

     – Крош? – Богдан нахмурился.

     Грёбаный, чёртов ад!

Глава 55

     Он сколько угодно может гадать, что в голове Крош, и всё равно не поймет её. Нужно разговаривать. Необходимо. Женя – не Алла, с которой достаточно было оговорить условия сделки, впоследствии снимать напряжение дважды в неделю, по сраному расписанию или без предварительной записи. Не Лиза, готовая подмахивать даже там, где от неё не ждут, в позах, глубоко неприятных ей: всё для фронта, всё для победы матримониальных планов. Ему не нужна телячья уступчивость и договор о сексе его тоже не интересует.

     Нужна Женя. Крош. Необходима. Со всеми веснушками, мягкостями, впадинками, глупостями, мудростью, желаниями, опытом. Со всем, что было Женей, от цыпочек до макушки. Насовсем!

     – Крош, в чём дело? – Богдан плавно притормозил, свернув на просёлочную дорогу, встал у обочины.

     Огромная, бескрайняя степь убегала за горизонт, покрытая цветами, травами, пылью. Чуть дальше начнётся тайга, луга, усыпанные насыщенной зеленью, река Абакан из широкого устья со множеством притоков перекатится в быстрое, горное течение, спеша к месту смыкания двух хребтов Кирса и Джойского.

     – Говори, – повторил он, интонационно надавливая на молчащую, сжавшуюся Крош. – Выйдем, – он вышел, аккуратно захлопнув дверь. Если Тёмыч проснётся, будет им и разговор по душам, и секс ночью, и всё остальное, запланированное Богданом на сегодняшний вечер.

     Подал Жене руку, когда она выбиралась из Тундры – не по росточку Крош клиренс полноразмерного пикапа. Подхватил, прижал одной рукой к себе за талию, вторую по-хозяйски уместил на ягодице, ощутимо сжав.

     – Что случилось? – повторил он вопрос, вдавливая пальцы в ягодицу.

     – Да ничего…