Можно тебя навсегда

     Да чёрта лысого там! Не может быть! Не могло его впереть от чужой беременной, абсурд. Богдану необходим нормальный секс. С оттяжкой, до сбитого дыхания, пота, усталости, а не елозить в вагине, согласной потерпеть. Умелый, обжигающий поцелуй сработал, как команда «старт», в кровь вспрыснулась похоть, запуская процесс бурлящего желания.

     Хотел снять первую попавшуюся девку в баре, благо выбор был. Остановился на невысокой рыжеватой девице, назвавшейся Дарьей. Отвезти в гостиницу, заправить член в согласный рот ещё в такси. Вовремя затормозил, приключений в кабинете венеролога ему сейчас и не хватает. Вернулся домой из бара, передёрнул перед сном, утром ушёл на работу, пока Женя спала. Вечер провёл с Лизой, выбивая из себя зудящую, невыносимую похоть.

     Приехал домой ночью, Крош по обыкновению строчила на машинке.

     – Привет, – он сдержанно поприветствовал зардевшуюся Женю. – Как ты себя чувствуешь? – днём он несколько раз звонил, интересовался самочувствием, делами, не появлялся ли вчерашний гость. Последнее его интересовало в самую первую очередь. Если прыщ ещё раз появится на глаза Крош – Богдан его сотрёт с лица земли.

     – Всё хорошо, – Женя сжалась, Богдан вздохнул, сел рядом на диван, посмотрел внимательно на лицо хозяйки комнаты. Под глазами тёмные круги, отёчность, брови хмурит, от чего хорошенькое личико теряет треть очарования. – Крош, я ещё раз прошу прощения за вчерашнее.

     – Я не злюсь, – она опустила взгляд, видимо обивка дивана была интересней извиняющегося Богдана. – Спасибо, что выставил Виталика.

     – Не за что, – Богдан кивнул, открыл бутылку с минералкой, в горле неприятно запершило. «Виталик» – Так Витальевичем будет? – сказал, посмотрев на живот, просто, чтобы хоть что-то сказать.

     – Крайнюю плоть ему на воротник, чтобы шея не потела, а не Витальевича, – пробурчала Крош. Богдан подавился водой, с трудом откашлялся. С ума сойти! Конюхи выражаются менее экспрессивно.

     – Что?! – зыркнула Женя в ответ. – Извините великодушно, хотела сказать, статус матери-одиночки выгоднее. Пособия, льготы.

     – Алименты лишние?

     – Алименты присудить надо, заставить выплачивать, в итоге получу медный грошик, а нервы потрачу. Пусть катится к жене! – зло добавила Женя, сощурившись. Глаза у неё зелёные, накануне не показалось. – Не собиралась ничего ему говорить. Когда из больницы вышла, написала, что сделала аборт. Он ответил «Ок» и больше не появлялся, не приходил, не звонил, не писал. Не то, чтобы я ждала, но… «Ок» – настоящий плевок. Пусть теперь другой мозг окает!

     – Как узнал?

     – На выходе из магазина увидел, – Крош вздохнула. – Я выходила, ты коляску понёс к машине, а он с женой заходил. Всё очевидно, – она махнула на живот.

     – Понятно.

     Банальная до тошноты ситуация. Ни правых нет, ни виноватых. Один врал, пользовался, вторая верила или делала вид, что верила. Теперь Крош старалась сохранить остатки нервных клеток, времени, выйти с честью из обстоятельств. Несмотря на явную обиду, думать о будущем, а что ожидать от прыща-Виталика – неизвестно.

     С трудом удалось переключить внимание на ор отца, ставший белым шумом за последние полчаса, вернуться от крутящихся, назойливых мыслей о Жене.

     – Какое ты имеешь право, – распушался Павел Петрович. – Кто ты такой, вообще? Как ты смеешь распоряжаться моими деньгами!

     – Твоими деньгами я не распоряжаюсь, из личных средств можешь купить Танюшке хоть остров в Тихом океане, только учти – это будет совместно нажитое имущество с законной женой. А в финансы компании Татьяна Сергеевна лапы будет запускать лишь с одобрения совладельца, то есть моего личного одобрения. Доступ к базе она тоже получит только с моего одобрения.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     – Ты не имеешь права отстранять от работы ведущего специалиста компании.

     – Пусть работает, кто же ей не даёт? – усмехнулся Богдан.

     – И как ты себе это представляешь? – рявкнул Павел Петрович, шлёпнув ладонями по столу.

     – Некоторые вещи я стараюсь не представлять.

     – Как ты смеешь?! – взорвался отец, круглое лицо налилось кровью, он развернулся на пятках и пошагал к двери, грозя сравнять со стенами несчастную секретаршу одним своим видом.

     – В свою учётную запись Танюшу не пускай, – негромко добавил Богдан.

     – Что ты хочешь сказать?! Заткнись, щенок!

     – Только то, что сказал, – Богдан отвернулся к окну, игнорируя брызжущего слюной отца. Интересно, Усманов-старший всегда был таким или стал в последнее годы, пока младший существовал в Хакасии?