Грейс начала ловить себя на мыслях, что школа, дети… все это не так уж не нравилось ей. Да и сам Харпер уже не казался крайне странным и назойливым. Рене наверняка нарочно спаивал Огустин и одновременно проводил сеансы внушения! Само собой, столь абсурдные и бездоказательные мысли Док гнала.
Было внушение или нет, но в день памяти Харперу Грейс не курила и к спиртному не притрагивалась. Своего рода долг хорошему другу.
«При его жизни не бросила, а сейчас — пожалуйста!»
К сожалению, судьба к Рене оказалась незавидна. Своевольность и явная симпатия к На’ви подставили под сомнение лояльность данного сотрудника к общим целям компании. И однажды… его блок связи, находившийся в лесу, «закоротило». Харпер не пришел в себя. Аватара не нашли. Посчитали, что стал обедом для хищников.
Все медиа-файлы, в которых значился Рене, конфисковали. Дело было закрыто. О погибшем ученом упомянули в отчетах, отправленных на землю. И только.
Фалко со скрипом в зубах одобрил новое начальство Научного Отдела. У генерала и Харпера была идеологическая вражда: Фалко получил звание «слепого идиота, который достал всю Пандору своими выходками, и скоро сдохнет в челюстях у танатора или под ногой бронезверя, если раньше не проснется с ядовитой стрелой в глазу». Харпера же генерал ласково называл «больным на голову у*бком».
Фалко сделал все, чтобы уничтожить саму память о враге. Никто не должен был последовать за Рене. Грейс была в числе первых по подозрению в революционной деятельности. К большому сожалению военных, она сидела на заднице смирно, дымя и заливая алкоголем потерю дорогого человека.
Она ненавидела свою слабость, но не могла не понимать очевидного — даже если неравнодушным к Харперу каким-то чудесным образом удастся одержать верх, на Земле просто отрежут линии снабжения. Ни один человек на Пандоре не выживет. Стоило ли так глупо умирать? Огустин нашла себе более полезное занятие. Она с тройным усердием взялась за школу, за работу с детьми, чтобы дело Рене продолжилось.
Любила ли Док Харпера? Наверное, по-своему да. Может быть, когда-нибудь они и пришли бы к…
«История не терпит сослагательного наклонения».
***
Старик и Хийик были единственными, кому маг земли решилась рассказать о находке.
Не то чтобы Тсулфэту обрадовался новым тайнам, либо одобрил идею Лин — скрыть знание от Оматикайя. Но понимал причины такого шага.
Как ни странно, старик прямо-таки настаивал на новом разговоре между Бейфонг и Огустин. Аргументировал тем, что Док вряд ли знала о готовившейся операции. В противном случае ученой было логичней не появляться вообще. Шпионом ее Тсулфэту не считал. Незачем людям, которые без труда уничтожили один Клан, так заморачиваться с другим: даже если На’ви кинутся на бульдозеры, даже если победят в этом столкновении, всегда есть еще машины и еще чужаки. Нужен был по-настоящему сильный удар, а не «плевок в реку». У На’ви таких возможностей не имелось. И люди об этом прекрасно знали.
Лин относилась к Огустин с чуть большим подозрением, чем Тсулфэту. Однако Бейфонг уже раскрыла перед Доком свою осведомленность о «неприятном прошлом людей». И… все еще дышала, а деревню Оматикайя никто не сжег. Может быть, старик был прав на счет Огустин, а может…
***
— Хороший выстрел! — оценил Фтуэ’эконг, подходя к Тсу’тею, только что возносившему молитву рядом убитым йериком.
— Спасибо.
— Я видел твое выступление против За’о. Мы с ним провели вместе немало времени. Это твое дело, но за что его так ненавидеть?
«Ненависть? Он ее не достоин. Так же как и ты».
Тсу’тей, нахмурив брови, смерил взглядом крепко сбитого воина и занялся разделкой туши.
— Слишком нагл. Волнуется лишь о собственной жизни.
— За’о сказал, что твой отец был из его Клана, — Фтуэ’эконг оттянул срезанный край шкуры, помогая ее снять.
— Это так, — Тсу’тей сосредоточил свой взгляд на руке с разделочным лезвием.
— Он не предлагал помощь? У нас он учил Лин.
Благодаря опыту охотник вовремя остановил инструмент и уберег шкуру от разрыва. Тсу’тея пробирала злость.
«Демон он, а не учитель!»
В сознании не вовремя всплыли воспоминания о собственных проступках по отношению к Лин.
«Я не прикрывался! И не оборвал жизнь, когда МОГ! И не стал бы биться с больным воином!»
— Он слишком много хочет за свою… «помощь». Я рад, что отказался, — встряхнувшись, Тсу’тей продолжил работу.
— Ты сильно волнуешься о Тсмуке а карр, — как бы между прочим заметил Фтуэ’эконг.
— Я, Нейтири, Мо’ат и все Оматикайя вложились. Лин удалось переубедить меня. Она — ЧАСТЬ СЕМЬИ. Тебе будет плевать, если я нападу на твоего брата или сестру? — Тсу’тей закончил со шкурой и с задумчивостью смотрел на испачканное в крови лезвие инструмента.
— Хийик уже рядом с Лин, — с сожалением вздохнул Фтуэ’эконг.
«Не нравятся мне твои слова».
— Слышал, что Лин закрыла Хийика собой от сока тъумтсэулл. Который он сам пролил на себя, — свежевание Тсу’тей продолжил, находясь по другую сторону туши.
— Она хороший учитель. Хороший воин. Но я не доверю ей свою жизнь.
— Я говорю на языке чужаков, — поделился Тсу’тей. – А Лин согласилась учить Уэу.