Лин внимательно следила за метаморфозами на лице девушки.
«Слава Духам! Дошло без истерики».
Охотница хотела оправдаться смертью нантангов, но Лин опередила ее.
— Думаю, мы можем их похоронить, — она наставила выпрямленную вперед руку на трос. — Если ты не будешь повторять подобного.
— Обещаю, — быстро ответила Лауну…
Следующие мгновения стали для Бейфонг, ожидаемо, неприятными. Одни особи были расстреляны в упор. Некоторых раздавили гусеницы бульдозеров, оставив от тел сплошную мешанину из плоти, крови и обломков костей. Не то чтобы Лин была борцом за права животных. Но даже ее челюсти сжались от злобы.
«Во имя Тиенхай! Я слишком долго жила с нантангом в одном шатре!»
Совместными усилиями, не без помощи магии, ибо теперь опасаться было некого, На’ви похоронили зверей подальше от «дороги», проторенной бульдозерами.
Когда с похоронами было покончено, Бейфонг повторно «осмотрелась». Бульдозеры были достаточно далеко. День, судя по небу, заканчивался. Нужно было возвращаться. Лин запретила Лауну сообщать кому-либо об увиденном, объяснив этот приказ неготовностью Оматикайя к бою и упомянув о бурной реакции самой девушки.
В пункте назначения человеческой «экспедиции» Бейфонг не сомневалась. Оставалось лишь отслеживать путь, приготовить на определенном этапе «теплый прием» Таутутэ, параллельно вывести на чистую воду Сноходца, не выдать себя до последнего и убедить целый Клан в надобности подготовки, а не немедленного нападения. Ах, да! Еще необходимо остаться в живых, после того, как Оматикайя все узнают.
«Да раз плюнуть!»
***
«Рене».
Сегодня был особенный день. Годовщина смерти Рене Харпера — прекрасного ученого, Доктора Наук, ксенолингвиста, ксенобиолога, просто отличного человека, друга и учителя Грейс.
Официальных мероприятий не проводилось. Но те, с кем он был знаком, в этот день тихонько в своем уголке вспоминали странного мужчину, которого поглотила Пандора. И пусть людей, помнивших его, было немного, пусть разговоры о нем находились под строжайшим запретом, Рене Харпер оставил свой след в душах других.
«Ты говорил, что мне нужно больше любить мир. Не одну его сторону. Что рано или поздно я сама к этому приду. Но…»
Поговаривали, что Харперу и аватар не нужен, все равно из леса не вытянешь. И то было чистой правдой. Когда Рене появился на этой планете, аватары были еще в разработке. Людям приходилось надеяться на свою проворность и интеллект, чтобы выжить. Хотя… даже в теле На’ви подобные навыки оказывались не лишними. Рене же являлся прекрасным сочетанием перечисленного выше и неплохой физической подготовки. Кто-то в шутку заявлял, что Доктор Харпер и Службу Безопасности заткнет за пояс, но Рене на подобные заявления отвечал суровым взглядом. С военными ученый имел весьма натянутые отношения. Насколько было известно самой Грейс, в молодости Харпер «сорвался». Будучи «безрассудным сопляком с ботинком вместо головы», он бросил учебу и ушел служить, потом каким-то образом затесался к полевым медикам. Потратив несколько лет, чтобы вставить мозги на место, Рене вырвался из лап армии и вернулся в университет. Конечно, сразу ему удалось далеко не все, но в итоге мир приобрел еще одного Доктора Наук. Харпера не смущал ни сравнительно старший по отношению к его коллегам возраст, ни косые взгляды.
Так или иначе, Рене оказался на Пандоре, дождался своего аватара и стал первым Главой программы «Аватар».
Вместе с новым телом на него свалилась и Огустин. В те времена Грейс была образцовым ученым, полностью погруженным в исследования и не помышлявшим, что за пределами лаборатории было хоть что-то, достойное ее внимания. Ее интересовала ботаника и все «причленявшееся» хоть каким-нибудь образом. Лишнее отсекалось разумом, словно мертвая ткань под скальпелем опытного хирурга. Своим начальником Огустин была недовольна. При первой личной встрече, произошедшей на Пандоре, он показался легкомысленным и безответственным.
Рене не мог не быть в курсе ее мыслей. Но несмотря на подобное отношение, первой утвердил Грейс в качестве работника школы для На’ви.
Огустин и местных не всегда связывали теплые отношения. Док вообще не проявляла к ним какого-либо интереса, кроме как к источнику информации о флоре. И только. Детей она игнорировала. Пока в ее жизни не появилась школа…
Рене называл это «реабилитацией». Искренне считал, что Грейс необходимо социализироваться и всячески этому способствовал. На плохо завуалированные грубости отвечал нудными нравоучительными речами. В какой-то момент даже пить и курить не давал.
Обстановка, разумеется, накалилась. Огустин перестала появляться вне лаборатории.
В итоге, они все же пришли к консенсусу: Грейс учит детей и может спокойно дымить и «травиться» алкоголем и дальше. Разговоры по душам никуда не делись. Однако переваривать их со стаканом спиртного стало легче. Сам Рене едва притрагивался к горячительным напиткам. Не любил.
«И, может быть, не зря».