Может быть, он?

— Может, конечно, это ничего не значит, — болезненно скривился он, — потому что… ну, потому что никто не может сравниться с тобой, чего уж. Я десять лет пытался и всё равно не нашёл ни одну похожую на тебя, даже близко.

— Так, может, не надо было близко? — нахмурилась я.

— Может, — он развёл руками. — Но мне было двадцать. Я был идиотом. И как ни крути, это было ошибкой. Зря мы это сделали. Я сделал. И всё испортил. Всё испортил, когда мы остались одни, а не когда тебя бросил. Я не должен был, не имел права. И я не простил себя до сих пор за то, что всё вышло так. За то, что я поторопился, а потом испугался и как-то нелепо пытался всё исправить. Мне просто надо было верить в нас чуть сильнее. И нет, ты не права, я не хотел большего. Я знал, что ты — и есть большее. Настоящее. Что встреч может быть много, а любовь — одна.

— Или две, — подсказала я, не в силах видеть его мучения. И чтобы подвести к тому, что он никак не мог произнести. — Мы полигамны, Гарик. Всё не так плохо.

— Видимо, да, — согласился он. — И ты любишь Миро̀. Он — тебя. А я… Я смирился, что свой шанс упустил навсегда. Я хочу, чтобы ты была счастлива, малыш. Я ждал тебя на ужин, чтобы сказать: «Да, я это сделал. Я поднялся. Но не выходи за меня замуж…»

У меня другая, — буквально прозвенело у меня в ушах.

Чёртов козёл! Он сделал это снова. И Миро̀ тут совсем ни при чём.

И, может, я была не права, и он говорил искренне. Скорее всего так и было, но почувствовала себя именно так: словно получила под дых.

— Как её зовут? — выдохнула я.

— Наташа, — виновато пожал он плечами.

— Наташа, — кивнула я. — Чу̀дно.

— Я вас познакомлю, — щедро пообещал Гарик. — Вета должна была ей позвонить. Она сейчас… — У двери раздался грохот, словно кто-то налетел на стул. — А вот и она!

Жиденькое каре. Толстые очки. Метр пятьдесят в прыжке. Джинсы. Толстовка.

Она принесла ему розы, которые он терпеть не мог. И поцарапала его шипами.

Потом села на ногу.

Затем запнулась о провод, отключила датчик сердечного ритма. И на вой сирены сбежалось полбольницы.

— Я жив, жив. Всё в порядке, — успокаивал Гарик персонал клиники.

И посмотрел на меня умоляюще, когда мы остались одни:

— Только ничего не говори, Крис.

— Я почти промолчу. Поделюсь народной мудростью: если твоя баба не может довести тебя до нервного срыва, то это не твоя баба, — улыбнулась я.

— Тогда эта точно моя, — засмеялся Гарик, а потом нахмурился: — Эй, всё хорошо?

— Да. Конечно, — кивнула я, посмотрела на нетронутую батарею стаканов с кофе, что уже принесла Вета и за которым пошла Наташа. — Пойду кофе куплю.

Вышла из палаты, села в холле и заплакала.

И ни один человек на свете сейчас не мог мне помочь.

Я всё испортила сама.

— Ой! — раздалось рядом.

Я подняла глаза. Посмотрела на новую девушку Ротмана, на пол.

— М-м-м, потеряла пятьсот калорий за две секунды? — усмехнулась я. — Уронила пирожок?

— Ага, — она выкинула пирожок в урну, села рядом, протянула мне кофе. — А ты классная.

— Не обольщайся, — отказалась я и встала. — И на счёт Ротмана тоже. Часто бывает, твой новый «принц» — это чей-то бывший «козёл».

Я забрала сумку и уехала, оставив их вдвоём.

Домой? На работу? На квартиру к Ротману собирать вещи? — размышляла я на остановке, пропуская автобусы.

На душе скребли кошки — точно закапывали насранное.

И я не плакала я только потому, что вокруг были люди.

— Мадам, разрешите за вами приударить? — услышала я рядом заплетающийся голос.

Повернулась к изрядно выпившему мужчине.

— Не приубейтесь, — усмехнулась я, когда он споткнулся и неожиданно для самой себя, бросилась наперерез отъезжающему от остановки такси.

— Привет! А Миро̀? — скривилась я от звука болгарки, заглядывая в один из боксов автосервиса.

Болгарка затихла.

— Миро̀ нету. Он здесь больше не живёт, — покачал головой молодой мужчина в рабочем комбинезоне, перепачканный мазутом. — Уехал. Совсем. С вещами.

— А куда?

Он развёл руками.

— А Гамлет?

— И Гамлета нету. Что-то передать?

— Нет, нет, спасибо, — побежала я обратно к машине.

Хорошо, что не отпустила такси: следующим пунктом остановки я назвала «Экос», когда путём несложных вычислений выяснила, что сегодня всё же рабочий день.

— Мирослав Сергеевич? — удивилась, видимо, его секретарь. — Да, конечно, он на работе. Только что видела его на третьем этаже. В зимнем саду. Выйдете из лифта и по галерее до конца, — махнула она рукой, толком на меня не глянув — стоя, торопясь, она перебирала какие-то бумаги: ей явно срочно требовалось что-то найти.

— Спасибо, — кивнула я и побежала к лифту.

Хорошо, что не стала как потерпевшая кричать: «Миро̀!» — в зимнем саду его не было.

Я возвращалась ни с чем, когда увидела его с другой стороны здания.

Дыхание перехватило. Сердце споткнулось, совсем как тот пьяница.

И также хотелось ему посоветовать: «Не приубейся!»

Мирослав был внизу — за парковкой машин, в маленьком парке, где, как и в «Органико» можно было погулять в обеденный перерыв, посидеть на лавочке в тени — и был не один.